Том 3. Письма и дневники
Шрифт:
Обнимаю тебя и надеюсь писать тотчас по приезде в Долбино.
Твой Киреевский.
26 июля 1855 года
Долбино
Наконец мы приехали в Долбино, любезный друг Кошелев, и спешу известить об этом тебя, чтобы ты адресовал письма в Белев. Я не был здесь четыре года. Хозяйство нашел в довольно хорошем виде, то есть то, что обыкновенно называется хозяйством. Но крестьян нашел крайне обедневшими. Два года сряду был у них неурожай хлеба, и сверх того в одной части имения был падеж на скот, так что у них не осталось ни коровы, ни овцы. Нынешний урожай ржи, слава Богу, порядочный, но овес ниже посредственного. Цены на овес подымаются, на гречиху еще более, но на рожь слабеют. Извести, пожалуйста, как у вас, чтобы можно было несколько сообразить о продаже. Кроме того прошу тебя сказать мне, доволен ли ты вильсоновской молотилкой и что она стоит? Если ты доволен ею и стоит она не очень дорого, то прошу тебя прислать мне адрес Вильсона и рекомендательное письмо от тебя к нему, чтобы он не обманул меня. Тебя он уважает и сделает поаккуратнее, если будет знать, что ты в этом участвуешь.
Преданный тебе И. К.
13 августа 1855 года
Долбино
Не знаю, застанет ли тебя в Москве это письмо, любезный друг Кошелев, но на всякий случай спешу сказать тебе несколько слов в ответ на твое писание, чтобы предупредить тебя, если возможно, от опрометчивого действия. Ты думаешь, как кажется из твоего письма, поддерживать «Москвитянин» или даже купить его. Но купить «Москвитянин» будет вам решительно вредно. Новый журнал, совсем новый, с новой мыслью, с новыми людьми и с ясным, чистым убеждением может быть один для вас полезен и настоящим орудием ваших намерений. «Москвитянин» же в десять лет не выпутается из своей смешанной репутации. В новом журнале каждая мысль будет самостоятельна, все недоказанное будет дополняться свежими соображениями читателей. В старом же журнале и новая мысль будет толковаться прежним духом издания. Сам Погодин, я думаю, такой сотрудник, который будет непременно парализовать вашу самобытность не только в денежном отношении, но и во многом другом. Что касается до его писем, то хотя я и передавал тебе слова его, что он отдает их в журнал, но я сделал это без примечаний потому, что полагал, ты поймешь всю несбыточность такой приманки, которою он хочет вас привлечь на свой журнал. Но ты вспомни их содержание и увидишь, что о печатании их не может быть и мысли, не только старания. Кроме же того я не знаю, чем он может быть полезен журналу. Если документами старины, то это не поддерживает журнала. Что же касается до Филиппова, то, мне кажется, ты ошибаешься, думая, что в его руках журнал будет вял и односторонен. Филиппов в вашем кругу будет проникнут вашим духом и воззрением на литературу и пр., ибо ваш дух так же верующий, как и его, но только больше развит в отношении к внешней образованности. Пишет он не только не вяло, но с замечательным талантом. А деятельность и легкость работы у него в замечательной степени. Я был свидетелем, как он одну книгу перевел всю в несколько дней, при всех других своих занятиях. Нынешний год он в Оптине говел и в эти дни, между службами, тоже списал целую греческую книжку. Для журнальной деятельности это клад. Впрочем, разумеется, надобно вам будет, если хотите получить позволение, непременно ехать в Петербург и там хлопотать и настаивать. Без того ничего не сделается. Вот мое мнение.
Преданный тебе И. К.
Мой Вася теперь в Москве до 14-го, то есть до завтра.
30 августа 1855 года
Не успел написать к Вам по прошедшей почте, милостивый батюшка, спешу теперь принести Вам искреннюю и сердечную благодарность за те дни и часы, которые Вы удостоили провести у нас. Пребывание Ваше у нас привлечет к нам благословение Божие, и каждое слово, сказанное Вами, останется навсегда в нашей памяти. Посылаю при сем книжку Хомякова на французском языке о нашей церкви [211] . Ее прислал Кошелев нарочно для Вас и пишет ко мне так: «Я слышал, что в Оптиной пустыни желают прочесть брошюру Хомякова, потому прошу доставить от меня ее в дар отцу Макарию. Хотя я его не знаю лично, но надеюсь вскоре иметь возможность с ним познакомиться». Когда Кошелев приедет к Вам, то сделайте одолжение, милостивый батюшка, известить меня об этом с нарочным. Я бы желал быть в то же время в Оптиной. Прошу Вас, милостивый батюшка, передать мой усердный поклон Вашим юным старцам [212] . Память о них сохраняется у нас с любовью и истинным уважением.
211
«`A l'occasin d'une brochure de M. Laurentie » (По поводу брошюры г-на Лоранси. — Париж, 1853). — A.M.
212
Можно предположить, что И. В. Киреевский «юными старцами» называет помощников старца Макария — отца Ювеналия (Половцева), постриженного 29 апреля 1855 г. в мантию, и послушников Льва Кавелина и Павла Покровского. — A.M.
Испрашивая святых молитв Ваших и святого благословения, имею, честь быть с беспредельным уважением и преданностию Ваш покорный слуга и духовный сын И. Киреевский.
20 сентября 1855 год
Милостивый батюшка!
Прилагаю письмо инспектора
Здесь небезначальный употреблено в сем последнем смысле и собственно значит имеющий вину своего сыновнего бытия в Отце, совечно Ему и безначально пребывая, как Божество, Ему единосущное, но от Него прежде всех веков рожденное, как свет от света, Бог истинный от Бога истинного. Когда будете рассматривать перевод Филиппова Максима Исповедника, то на первой странице его, где говорится о том, что любовь составляется из вожделения и страха, не найдете ли приличнее заменить слово вожделение словом влечение?
Я пишу к Вам о наших домашних обстоятельствах, милостивый батюшка, потому что Наталья Петровна пишет обо всем обыкновенно и всегда. Но очень много у нас затруднительного, для чего крайне потребно нам Ваших святых молитв и совета. Особенно затрудняет меня то, как поступить с поваром, которого оставлять здесь опасно и вредно: отослать на оброк без наказания может быть вредным примером, сослать затруднительно потому, что ему 52 года.
Прошу от всего сердца Ваших святых молитв и благословения и остаюсь с беспредельным почтением и преданностию любящий Вас Ваш покорный слуга и духовный сын И. Киреевский.
6 ноября 1855 года
Дело о хлебах, которое, кажется, несколько объясняется, — очень тревожит меня. Боюсь быть или несправедливым, или слишком слабым.
Чувствую, что у меня не достает ни ума, ни уменья, ни сил. Помолитесь обо мне и научите, как действовать.
Искренно преданный Вам Ваш покорный слуга и духовный сын И. Киреевский.
11 ноября 1855 года
Долбино
Письмо твое от 23 октября я получил 30 октября, а статью [213] , которую ждал с нетерпением, получил только 7 ноября. Я прочел ее с большим интересом и возвращаю на первой же почте. Очень желаю, чтобы она была напечатана, потому что она, без сомнения, будет очень полезна. Мысль ее истинная, и сказано с одушевлением. Если в ней есть недостаток, то тот, что она не довольно сжата и в ней есть повторения. Впрочем, может быть, для большинства читателей это не мешает, а поможет понять и убедиться. Потом, мне кажется, что у тебя не довольно развита главная мысль, мельком сказанная в конце, то есть что просвещение западное только вредною стороною своею противно русскому православному духу, но существенная сторона его не только не противна духу русскому, но еще необходима для его полнейшего развития, как православное направление необходимо для полнейшего развития самого западного просвещения, что начала русской основной образованности только потому особенны от западных, что они — высшая их ступень, а не потому, что бы были совершенно иные. По этой-то причине русская особенность и может своим развитием задушить вредную сторону западной образованности, что направит ее в сторону истинную; по этой же причине и сама русская особенность может быть задушена западным просвещением, если ей не дадут развиться вовремя, прежде чем ложное направление Запада возьмет совершенно верх над русской особенностью в России. Оттого совершенно справедливо говоришь ты, что упустить благоприятное время было бы ошибкой, может быть, неисправимою.
213
О какой статье А. И. Кошелева говорит здесь И. В. Киреевский, не установлено. — A.M.
Недостаточность и даже вредность мер запретительных очевидна из того, что русская особенность не есть развитое и готовое просвещение, но только его основание, только направление, дрожжи, которые должны перебродить в муке, чтобы вышел хлеб. Если бы возможно было остановить вход в Россию западного просвещения, то из этого вышло бы то последствие, что русский ум пришел бы в еще большую подчиненность Западу, которого влияние сделалось бы еще сильнее.
Позволяйте все — сказать нельзя и не должно. Есть книги безусловно вредные, именно те, которые возбуждают и воспламеняют бурные страсти. Против ложного рассуждения есть противоядие в самом рассуждении. Но страсть — вино. Страсть, возбужденная книгою, — вино фальшивое и вредное для здоровья. Если не запретить его продажу, то люди могут отравиться. Крепких желудков не много, и для них могут быть исключения.
Вот, любезный друг, мои мысли о твоей статье. Повторяю, она очень хороша, и интересна, и жива, и дельна; но я думаю, что она была бы еще лучше, если бы ты немного сократил ее, уничтожив повторения, и немного распространил мысль твою об общих свойствах русского просвещения, ибо, право, эта мысль незнакома почти никому, а твоя статья писана в таком тоне, что ее должна читать вся масса русских читателей, а не пять-шесть твоих приятелей. Обыкновенно же у нас под русским духом понимают только отсутствие образованности и некоторые характеристические особенности нравов, не подозревая, что эти особенности связаны с некоторыми положительными началами высшего просвещения.