Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
Отовсюду съехались увещеватели и заселили тесный поповский домишко.
Приехал о. Сергий со своим дьяконом Агафангелом, но без жены — женщин на такое дело брать не годилось; поджидали с часу на час о. Эразма Гуманистова, школьного товарища попа Ивана, огромного старого пьяницу с львиными волосами и сизым носом. Появилась откуда-то засушенная старенькая попадья, словно для гостей ее вынули из зимней кладовки вместе с другими припасами, поила и кормила и ничего не понимала, но настроение имела тревожное. Особенно пугало ее то, что
Не выходил из поповского дома и чахоточный дьякон: он окончательно потерял всякое соображение и только безнадежно взывал. Попробовали с самого начала послать его к о. Ивану разведчиком, но ничего из этого не вышло: о. Иван с первых же слов выгнал его и даже на пороге ударил дьякона в спину сухоньким костлявым кулаком. Это все видели, и дьякону, помимо всего прочего, было нестерпимо совестно; он подергивал плечами, как будто его кусало между лопаток, и иронически ухмылялся.
Изредка кто-нибудь подходил к двери и осторожно стучал:
— Не хотите ли стакан чайку, отец Иван? Нерешительное молчание и потом ответ:
— Давай.
В узенькую щель просовывалась сухая старческая рука, в самих пальцах которой чувствовалась злая готовность ко всяческому бою. Но всех радовал ответ о. Ивана, как будто ожил покойник или запросил пищи тяжело больной; и нежно предлагали:
— Бараночек не хотите ли, отец Иван? Хорошие баранки.
— Нет.
— А войти можно? Мне бы, собственно, только на минутку, — умильно улыбался в стену о. Сергий.
— Нет. Незачем.
И только на второй день, очевидно, соскучившись без противников, поп разрешил о. Сергию войти. И, когда о. Сергий слегка боком втиснулся в приоткрытую дверь, дьякон даже скрипнул зубами от волнения.
— Здравствуйте, отец Иван.
— Здравствуйте, отец Сергий.
И больше ничего. Помолчали. Еще помолчали; за стеной, у самой двери кто-то густо в землю сопел — видимо, подслушивал. Это приободрило о. Сергия.
— А что, слыхали ль, отец Иван, — начал он весело и совсем издалека, — только не знаю я, правда это или нет, будто есть в Америке такие, которые называемые мурмоны или гурмоны…
— Не знаю.
— Как же, как же, есть! Мне соборный протодьякон рассказывал. И будто у них, не знаю только, правда это или нет, — заговорщически склонился он к самому лицу о. Ивана, — существует такое отчетливое понятие о таинстве святого брака, по которому можно иметь жен… даже до сотни. И вот думаю я…
О. Иван
— Ну и глуп же ты, отец Сергий. Учили тебя, учили, а хуже ты всякого мужика. Мурмоны! Сам ты мурмон!
— Но по закону Магометову…
— Молчи уж — ты и своего-то закона не знаешь. А тоже — по закону Магометову!..
— Да ведь он нехристь, Магомет.
— А ты кто? Тоже нехристь. Только он откровенно все объясняет, а ты — плутуешь.
— Зарапортовались, отец Иван, — сухо отозвался обиженный поп.
— Ты что делаешь, когда солнце восходит? Храпишь, слюни носом пускаешь, а? А он тебе, как солнышко восходит, буря ли, непогодь ли — лезет на колокольню и самым громким голосом кричит: спать спите, а Бога не забывайте — новый день занялся. Это как по-твоему?
— Ничего особенного. А что касается сна, так при ихнем многоженстве…
— Ты понимаешь ли, чт? такое сон? Ничего ты, лысый, не понимаешь. А он в это понятие вник до самого существа. Спать, говорит, спите, проклятые, а Бога не забывайте! Что же касается жен, — о. Иван высокомерно взглянул на собеседника, — то жены нужны для потомства.
— А по-моему, это блуд, неистовство плоти.
— С тобой разговаривать, — рассердился о. Иван. — Ты это пойми: плохой тот хозяин, который семя держит в мешке, а не рассевает его по полю. Это, брат, не я, это Магомет сказал.
О. Иван сочинил слова Магомета, но не заметил этого и победоносно задрал бороденку кверху.
— Покайтесь, отец Иван, — попросил о. Сергий. — Возьмите ваше слово назад. Подумайте: шестьдесят лет жили честно, благородно, сколько детей накрестили, сколько покойничков схоронили, внуки у вас есть, каково внукам-то; а жена-то ваша? Ведь если ей сказать про ваши планы…
В комнату неслышно протискался дьякон и мрачно стал у порога, — оба попа сделали вид, что не заметили его.
— По деревне гул идет, — продолжал о. Сергий слезливо, — бесчинство началось: не только бабы, но и мужики всякого смысла лишились.
Вступился дьякон.
— Это от граммофона, — мрачно сказал он. — Тут ничего не поделаешь. Совесть не выдержала, колесом пошла.
— Ну ты тоже! — недовольно отозвался о. Сергий. — Сам ты колесо.
— А почему сдох щенок? Господи, и на кого Ты нас покинул, — взмолился дьякон, — моченьки моей не стало, лучше бы мне у груди матери помереть, чем дожить до такого… Куда теперь идти? Одна дорога, что в кабак, что воровать.
— Соблазн! — вздохнул о. Сергий.
— Заранее говорю: вяжите меня, пока я не начал, — мрачно гудел дьякон, не отходя от притолоки, похожий на телеграфный столб, — истощился я и гляжу беспредметно; и вскоре потеряю окончательный смысл.
О. Сергий указал рукой на дьякона.
— Глядите, чт? наделали, отец Иван. Аще, сказано, кто соблазнит единаго от малых сих…
— От малых сих, — мрачно подтвердил дьякон.
— Тому…
— Тому, — вторил дьякон.