Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

Харди Томас

МЫСЛЬ ПОЭТА

Она над ним вспорхнула в темноту И стала легче птицы на лету. Покинув кров, над городом качалась, Потом, помедлив, вовсе вдаль умчалась. А воротилась — как же вид убог! Поэт и сам узнать ее не смог: Да, не щадя, беднягу Время било! И он забыл, что в ней вначале было… Перевод Г. Русакова

ТИШИНА ПУСТОГО ДОМА

Есть тишина садов и рощ густых, Объятых дремою глубокой, И, когда колокол затих, Безмолвье гулкое на звоннице высокой. Есть дум уединенных тишина, Когда нас мысль о прошлом гложет И тварь земная ни одна Раздумий наших горьких не тревожит. Но тишина пустого

дома, где рожден Ты был, где жил и рос, где в жизни прежней Друзья сходились под бокалов звон Что этой тишины мрачней и безнадежней? Под опустевшим кровом больше не слышны Застольный шум, и музыка, и пенье. И, словно в некий транс погружены, Застыли комнаты в немом оцепененье. И невозможно этот тяжкий сон стряхнуть, И нет такой на свете силы, Чтобы из прошлого вернуть Хотя б подобье жизни в этот склеп унылый. Перевод М. Фрейдкина

ЧЕРНЫЙ ДРОЗД

Я видел, как вспорхнул на сикамору дрозд Пасхальным ясным днем, когда вступает в рост Древесный ствол и сок в могучем бродит теле. Шафранный клюв дрозда дрожал от звучной трели. Но вдруг певун на прут слетел, туда-сюда Качнулся — и в кусты (там был приют дрозда), Поняв, что прутик слаб — на нем не свить гнезда. Перевод А. Шараповой

ОДНОМУ ДЕРЕВУ В ЛОНДОНЕ

(Заезжий двор Клемент)

День и ночь… Уж невмочь Стыть как столб — сбежать бы прочь! Стой и стой Тут верстой, Мимо ж едут в край иной! В путь пора! Жжет жара, Вся растрескалась кора. Поднимись В горы, ввысь Солнцем, светом насладись. Там ручей! Смой с ветвей Пыль — красуйся, зеленей. …Улиц страж, Ты ль предашь Дым и чад родимый наш? Перевод А. Шараповой

СПИЛЕННОМУ ДЕРЕВУ

Ты первый круг образовало В тот день, как год ей миновало. Твой возраст шел к пяти годам Она читала по складам. Ты двадцать раз окольцевалось К ней сватались, она влюблялась. Но выбрала меня, едва Тебе сравнялось двадцать два. Ты двадцать третий круг растило Она женой мне стала милой. Ты чахнуть стало к сорока Она была бледна, хрупка. В тебе дупло росло и тлело День ото дня она слабела. Смерть дни ее оборвала Открыла возраст твой пила. Она не ведала, ты тоже О том, как ваши судьбы схожи. Перевод А. Шараповой

РЕГАТА ХЕНЛИ^{68}

Она глядит в окно: опять нещадно льет, Вся улица в ручьях. Попробуй выйти — грозы… Похоже, не видать регаты в этот год… И на глазах, полубезумны, слезы. Регата и дожди спустя так много лет Опять пришли вдвоем. Клокочут водостоки. Но Нэнси не до них. Ей больше дела нет, Что у регаты изменились сроки. Регата — под рукой: бессмысленно смеясь, Она в лечебнице кораблики пускает По ванне взад-вперед. При этом всякий раз, Ликуя, ванну «Хенли» нарекает. Перевод Г. Русакова

ВЕЧЕР В ГАЛИЛЕЕ^{69}

Вдаль, на запад, к Кармелу глядит она из-под руки. А потом на восток, к Иордану, где гладки речные пески. «Может, сын мой безумен?» — вздыхает. Ответа ей нет. Лишь сама она знает, и страшен ей этот ответ. «Проповедует странное, верит — не разубедить. И небрежен в одежде, а щеголем мог бы ходить. Учит истине, будто полвека прожил до сих пор, Напугал меня в Храме — ведь с первосвященником в спор! „Что тебе и мне, жена?“ Зачем он так странно спросил? О, такое услышать от сына, ей-богу, нет сил! И потом: „Кто мне мать?“ Ну, как будто не знал

столько лет! Но спроси: „Кто отец мне?“ — и что б я сказала в ответ? Знает только Иосиф, да… Нет, никогда, никому! Тот ушел, не вернется… Сама до сих пор не пойму!.. Не якшался бы с этими… Сплошь рыбаки, голытьба. Ведь умен, столько знает, его нам послала судьба. Эта падшая женщина ходит за ним по пятам Обожает, уж точно. А что вожделеет он сам, То ведь это безумье, болезнь, не его тут вина. „Чтите заповеди!“ — и прельститься такой, как она! Так уж, видно, со всеми, что разумом не тверды… Ох, не знаю, боюсь, не накликать бы с горя беды! Сын-безумец — ужасно, тут можно всего ожидать: Арестуют, убьют… Как, однако, умеет читать, убеждать! Вот и муж. Рассказать ему, что нам за страсть суждена? Нет. Пускай отдохнет. Буду думать, молиться и думать одна». И она вспоминает, что ужин ему не поспел, И глядит в смутной муке на юг, где лежит Израэл. Перевод Г. Русакова

ДЕРЕВЕНСКИЕ ЖЕНЩИНЫ^{70}

Как ливень лил В тот день над Флинткомб-Эш, а нам Обрезать брюкву надо было. Да нас едва с холма не смыло! До нитки вымокли мы там. Как ливень лил! Как сыпал снег, Когда мы с Флинткомб-Эш ушли В Грейт Барн, чтоб там рубить камыш, И все дома до самых крыш Густые хлопья замели. Как сыпал снег! Как солнце жгло, Когда на дальней ферме вновь Нас ждали ведра и коровы, Луга и песни — и порою Неосторожная любовь! Как солнце жгло! Перевод М. Фрейдкина

ЛИШЬ ТАМ, НА НЕБЕСАХ

«Лишь там, на небесах, Ждет встреча нас!» Мы говорим в слезах В прощальный час. Но, встретившись опять Чрез годы в суете, Смешно нам вспоминать Страданья те. Мы больше не грустим О прежних временах И встретиться хотим, Но… на словах. Перевод В. Лунина

СТОЯ У КАМИНА^{71}

(Г. M. М., 1873)

Горячий воск по свечке льется, льется. (Как с саваном его наплывы схожи!) Истец, притронувшись к свече, клянется, И я ее касаюсь пальцем тоже. Ночь. Для меня она вдвойне темна, Хотя могла бы озариться светом, А душу ледянящая зима Стать солнечным, тепло дарящим летом. Все кончено. Все затянулось тенью И небо, и тем более земля. Так дай же мне излить свое смятенье, Пока еще мы живы — ты и я. Никем ты не была принуждена Ты добровольно мне тепло дарила. Так чем же ты теперь удивлена? То небом суждено, что с нами было. Последнее ты мне швырнула слово… Но отвечать тебе уж нету силы, И оттого молчу: с тобою снова Нам быть лишь по ту сторону могилы. Свисают складки смертного покрова Со свечки, мое сердце растревожа… Клянусь и я, надеть его готовый, Оплывший воск вминая пальцем тоже. Перевод В. Лунина

ТОТ ПОЦЕЛУЙ В НОЧИ

Ты помнишь — тогда?.. Скажи же, что да! Тогда ты ушла в непроглядную ночь, Исполненная нетерпенья, Из дома, забытого в чаще лесной, И вот, с ощущеньем внезапной утраты Ничто не вернуть, ничему не помочь Я вышел и поцеловал виновато Воздух Той тьмы беззвездной, А ты между тем у калитки ждала… И вдруг, в темноте, по щеке — дуновенье, Лицо твое тронуло жаркой волной… Но я целовал этот воздух, не зная, Что ты у калитки, так близко, была… Да, я целовал тебя, лишь вспоминая! Ты помнишь — тогда?.. Скажи же, что да! Перевод Г. Русакова