Том 3. Рассказы 1896-1899
Шрифт:
— Много их! — пренебрежительно махнул рукой Василий.
— Много их! — передразнил Сережка. — Эх вы, деревня лыкова помещика дикого! Дай вам мед, дай деготь — все у вас кулага будет…
— Ты что ее все хвалишь? Сватать, что ли, пришел? Так я ее сам давно усватал, — насмешливо сказал Василий.
Сережка осмотрел его, помолчал и увесисто начал говорить Василию, положив ему руку на плечо:
— Я знаю, что она живет с тобой. Я тебе в этом не мешал — не надо было… Но теперь этот Яшка, сын твой, около нее вертится —
— Вон что! И ты тоже за ней? — глухо спросил Василий.
— Тоже! Кабы я знал, что тоже, — я бы прямо всех вас посшибал с моей дороги и — конец… А то — куда мне ее?
— Так что же ты путаешься? — подозрительно спросил Василий.
Сережку, должно быть, поразил этот простой вопрос.
Он широко открытыми глазами посмотрел на Василия и засмеялся.
— Чего путаюсь? Да — черт-е знает чего… Так, — баба она… Этакая… с перцем… Нравится мне… А может, мне ее жалко, что ли…
Василий смотрел на него недоверчиво, но чувствовал, что Сережка искренне, от души говорит.
— Кабы она нетронутая девка была — ну еще можно пожалеть. А так — чудно что-то!
Сережка молчал, глядя, как баркас далеко в море поворачивал носом к берегу, описывая широкую дугу. Глаза Сережки смотрели открыто, лицо было доброе и простое.
Василий смягчился, глядя на него.
— А ты это верно, она баба славная… вертячка только!.. Яшка? Ну, я ему задам! Ишь, щенок!..
— Мне он не по душе… — заявил Сережка.
— А он ластится к ней? — сквозь зубы спросил Василий, разглаживая бороду.
— Он, — вот увидишь, — клином войдет между вами, — уверенно сказал Сережка.
В дали морской вспыхнул розовый веер лучей восхода. Сквозь шум волн с моря из баркаса долетел слабый крик:
— Веди-и!
— Вставай, ребята! Эй! К неводу! — командовал Сережка.
И скоро они, все пятеро, уже выбирали свой край невода. Из воды тянулась на берег длинная веревка, упругая, как струна, и рыбаки, захлестывая за нее лямки, покрякивая, тащили веревку.
А другую сторону невода вел к берегу баркас, скользя по волнам.
Солнце, великолепное и яркое, поднималось над морем.
— Увидишь Якова — скажи, чтобы он завтра побывал ко мне, — попросил Василий Сережку.
— Ладно.
Баркас пристал к берегу, и, соскочив с него на песок, рыбаки тянули свое крыло невода. Две группы постепенно сближались друг с другом, и поплавки невода, прыгая на воде, образовали правильный полукруг.
Поздним вечером этого дня, когда рабочие на промысле поужинали, Мальва, усталая и задумчивая, сидела на разбитой лодке, опрокинутой вверх дном, и смотрела на море, одетое сумраком. Там, далеко, сверкал огонь; Мальва знала, что это костер, зажженный Василием. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря, огонь то ярко вспыхивал,
— Ты чего тут сидишь? — раздался голос Сережки за ее спиной.
— А тебе что? — спросила она, не взглянув на него.
— Любопытно.
Он помолчал, разглядывая ее, свернул папироску, закурил и сел верхом на лодку. Потом сказал дружелюбно:
— Чудная ты баба: то бежишь прочь ото всех, то чуть не всем на шею виснешь.
— Это тебе, что ли, я висну? — равнодушно спросила она.
— Не мне, а Яшке.
— А тебе завидно?
— Мм… Давай прямо, по душе говорить? — предложил Сережка, ударив ее по плечу. Она сидела боком к нему, и он не видел ее лица, когда она кратко бросила ему:
— Говори.
— Ты что Василья, бросила, что ли?
— Не знаю, — ответила она, помолчав. — А тебе зачем это?
— Да — так…
— Сердита я на него теперь.
— За что?
— Побил меня!
— Н-ну?.. Это он-то? А ты — далась ему? Ай-яй!
Сережка был изумлен. Он заглядывал сбоку в ее лицо и иронически чмокал губами.
— Кабы захотела — не далась бы, — возразила она с сердцем.
— Так что же ты?
— Не захотела.
— Крепко, значит, любишь кота? — насмешливо сказал Сережка и обдал ее дымом своей папиросы. — Ну, дела! А я было думал, что ты не из таких…
— Никого я вас не люблю, — снова равнодушно сказала она, отмахиваясь рукой от дыма.
— Врешь, поди-ка?
— Для чего мне врать? — спросила она, и по ее голосу Сережка понял, что врать ей действительно не для чего.
— А ежели ты его не любишь, как же ты позволяешь ему бить тебя? серьезно спросил он.
— Да разве я знаю? Чего ты пристаешь?
— Чудно!.. — тряхнув головой, сказал Сережка.
И оба они долго молчали.
Ночь приближалась. Тени ложились на море от облаков, медленно двигавшихся в небе. Волны звучали.
Огонь у Василия на косе погас, но Мальва все еще смотрела туда. А Сережка смотрел на нее.
— Слушай! — сказал он. — Ты знаешь, чего хочешь?
— Кабы знала! — с глубоким вздохом, очень тихо ответила Мальва.
— Стало быть, не знаешь? Это плохо! — уверенно заявил Сережка. — А я вот всегда знаю! — И с оттенком грусти он добавил: — Только мне редко чего хочется.
— Мне всегда хочется чего-то, — задумчиво заговорила Мальва. — А чего?.. не знаю. Иной раз села бы в лодку — и в море! Далеко-о! И чтобы никогда больше людей не видать. А иной раз так бы каждого человека завертела да и пустила волчком вокруг себя. Смотрела бы на него и смеялась. То жалко всех мне, а пуще всех — себя самое, то избила бы весь народ. И потом бы себя… страшной смертью… И тоскливо мне и весело бывает… А люди все какие-то дубовые.