Том 3. Рассказы 70-х годов
Шрифт:
– Не буду сидеть! – опять тупо повторил Курносый. – Вы все как хотите, а я – не буду!
– Все будем сидеть, – сказал Аристарх, не поднимая головы.
Опять некоторое время молчали.
– Конечно, – заговорил опять Курносый, – если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.
Аристарх поднял голову.
– А кто же я?
– Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то… не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже
– А ты подхалим, – сказал Аристарх первое, что выскочило из его оскорбленной души. – Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.
– У меня пятеро на шее! – Курносый крепко хлопнул ладонью себя по загривку. – Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их – пятеро. Мне не до любовниц!
– Зато тебе – до коньяка, – вставил Брюхатый.
– А ты вообще заткнись! – развернулся к нему Курносый. – Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, – и Курносый нервно засмеялся.
Брюхатый навел на него строгий взгляд.
– Шавка, – сказал он. Помолчал и еще сказал: – Моська.
– А ты слон, да? – вступился за Курносого Чернявый. – Это не тебя по улицам водили?
– Меня, – сказал Брюхатый. – А это не тебе я нечаянно на туфель наступил… двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был… зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?
– А кто всучил-то? Кто?
– Я, в том числе.
– Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня первый раз недосмотр случился.
– Минуточку минуточку, – прервал Брюхатый, – как это ты выразился – «прохиндей»? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как… Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя…
– Хватит! – взревел Аристарх. – У меня вон, – показал он на стол, – семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.
– А чего ты можешь сказать? – спросил его Лысый. – Там – семь почетных грамот, а там, – в сторону коридора, – пять покрышек. Я думаю, покрышки – потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.
– Ой! – изумились.
– Глядите на этого ангела!
– Прямо невеста… в свадебной марле.
– Шариков только не хватает.
– И ленточек разноцветных:
– Да! – гордо сказал Лысый. – У меня две общественные нагрузки, а у вас… У кого хоть одна общественная нагрузка?
Все промолчали.
– А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.
– Да, я думаю, все учтется, – сказал Аристарх. – Я думаю, что тот грузовичок с пиломатериалом –
Лысый подрожал в гневе и обиде губами.
– Ворюга, – сказал он. – Плюс идейный ворюга: с экономической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе – отдельно – за базу.
– База – для дураков, – струсил Аристарх. – Я – нормальный спекулянт, чего вы тут?
– А-а!.. Очко-то не железное?
– Но ты тоже – не ерепенься тут, кудрявый!..
В это время в дверь позвонили.
Все оторопели на миг… Брюхатый даже за сердце взялся.
Еще резко, длинно позвонили.
– По одному… с вещами, – тихо сказал Чернявый.
– Иди, – кивнул Брюхатый Аристарху.
– Может, это макулатуру собирают… пионеры, – тихо сказал бледный Аристарх. – Подождем.
Опять звонок.
– А я нож-то там бросил! – вскричал Курносый. – Подождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..
– Топорик мой…
– А?
– Топорик, топорик, – невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем на комнату Веры Сергеевны. – Топорик…
– Чего топорик?
– Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило… ой, это… к убийству, к убийству…
– Тьфу!.. – заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.
– Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, – сказал Брюхатый.
– Не будет она тебя больше рожать, – зло и тихо сказал Чернявый. – Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.
Курносый принес нож и топорик… И засуетился с ними. И зачем-то их оглядел еще.
– Ты что? – одними губами спросил Аристарх.
– Где они лежали-то?
– Вон…
Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не «пионерский».
– Какая макулатура! – тихо воскликнул Лысый. – Иди.
Аристарх поднялся: И медленно, тяжело – как если бы он шел уже по этапу – пошел к двери.
– Кто? – спросил он тихо, обреченно.
Из-за двери что-то ответили…
Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошедшего:
– Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..
Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.
– А я думал, нет никого! – он не обратил никакого внимания на ругань Аристарха, он держал в руках ящик с коньяком и улыбался. – Куда, думаю, они подевались? Договаривались же вчера. Вот он!
И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.
– Ну, ребятки, седня нам… до Владивостока хватит.
На него молча смотрели.
Только Брюхатый сказал:
– Идиот… Василий Блаженный. На полатях вырос.
– А чего вы такие? – только теперь заметил Простой человек. – А? Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?