Том 3. Рассказы 70-х годов
Шрифт:
– Что говорил? – не поняла Вера Сергеевна.
– Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люблю? Сколько лет назад это было?
– Это было… девять лет назад, – сказала Вера Сергеевна. – Но он не так говорил: – Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна – и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. – Он сказал: «Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?»
– Трепло! – возмутились все.
– Про экономическую базу он ничего не говорил?
– Хвастунишка.
– Я не так говорил! – заспорил Аристарх на
– А как?
– Я сказал: «Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой богатой женщиной микрорайона?» Еще я сказал: «Только не носи синтетическое белье».
– Почему это? – спросила Соня.
– Искры летят, – пояснил Аристарх.
– Да? – удивилась Соня. – Не замечала.
– Ну, так, – поднялся Брюхатый. – Я думаю, что он все осознал… Осознал, Аристарх?
– Осознал.
– Поднимайся, – велел Брюхатый. – Вера Сергеевна, идите сюда… Идите, идите. Я предлагаю такую детскую игру. Кто видел, как мирятся детишки?
Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.
– Они берутся вот так… – Брюхатый взял руку Аристарха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. – Теперь повторяйте за мной… Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись – больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже зааплодировали. Все были рады.
– Давайте, давайте!.. – требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.
– Мирись, мирись, – стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, – больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Опять зааплодировали… Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, поздравляли с примирением… Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:
Как на Вериных менинах, Испекли мы каравай: Вот тако-ой вышины! Вот тако-ой ширины!..Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.
– Черт его знает!.. – воскликнул растроганный Брюхатый. – Жить да радоваться!.. Нет, мы начинаем себе сложности находить.
– Именно: можно же красиво жить! – подхватил Курносый.
– Да… со вкусом! Ведь один раз живем-то! – тоже с чувством сказал Лысый. – Вы вдумайтесь: один раз! И все, и больше нас ни-ког-да не будет.
– Поехали во Владивосток! – опять призвал Простой человек. Но на всех слетела какая-то тихая, задумчивая минута, всем как-то было не до Владивостока.
– Иной раз думаешь: люди, в чем дело? – продолжал глубоко и даже с грустинкой Брюхатый. – В чем дело, люди?
– Дело в том, что – уважения побольше друг к другу, – подхватил его мысль Лысый. – Уважения!
– Я бы сказал – и любви, – сказал Чернявый. Он даже встал. – Любовь – это… Все можно достать! – воскликнул он. – Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету.
– Это ты, брат, верно, – похвалил Брюхатый. – Это ты – в десятку.
– Суетимся, суетимся много, – вздохнул Лысый. – Сказано же:
– Не потопаешь – не полопаешь, – вставил и свое раздумчивое слово Простой человек. – Попробуй не посуетись.
– Заговорила матушка-деревня! – горестно и насмешливо сказал Брюхатый. – А ведь на полатях-то не суетились! – вдруг решил поймать он Простого человека на слове.
– Почему это на полатях не суетились? – не понял Простой человек. – И на полатях суетились, и на печке, и в банях… А чего ты ко мне с полатями-то привязался? Если хочешь, то я на покосе родился. Но полати я любил, потому что там можно сверху наблюдать.
– И чего ты оттуда наблюдал, интересно?
– Все… Жизнь. Мы там сказки рассказывали друг дружке… Нас одиннадцать человек росло.
– А нас – двое, – вспомнила и Соня, – но я была младшая. Это хуже всего – младшей сестрой быть: все платья, все туфли, все юбки я за Зинкой донашивала. А счас – все наоборот! – она сама рассмеялась такому нелепому обороту в жизни. – Я ей говорю: а помнишь, Зин, как я за тобой все донашивала? Она говорит: не говори. А вот нечего, говорю!.. Заладила тогда: учиться, учиться! Дырки всем на боку провертела со своей учебой! Выучилась?.. Ну, давай теперь, гордись передо мной: ты же ученая! А я вот – неученая. Я – продавщица, нормальная продавщица!.. А давай, говорю, пройдем с тобой – для кспиримента – по улице: я надену все свое на себя, а ты свое на себя: Давай, говорю, пройдем? Не хочет.
Все засмеялись.
– Нет, мы едем во Владивосток или не едем?! – на исходе всякого терпения закричал Простой человек. – Во-от споминать пустились… Чего мы сидим-то?
– Это мы – перед дальней дорогой, – молвил Курносый, улыбаясь.
– Хватит вам со своим Владивостоком! – сказала Вера Сергеевна, тоже по-доброму улыбаясь. – Давайте… сядем все за столом, как нормальные люди… Представляете, – обратилась она к Соне, – выдумали какую-то странную игру: то в жаркие страны летают в качестве журавлей, то ездят куда-то…
Соня махнула рукой.
– Делать нечего!
– Энергия! – воскликнул Чернявый. – Не зря же про нас говорят: энергичные люди.
– Ну-ка, энергичные люди, – стала распоряжаться Вера Сергеевна, – приложите свою энергию к делу: раздвиньте пока стол. Соня, а мы пойдем на кухню – вы мне поможете салат сготовить…
И пошло тут веселое, хорошее оживление, когда вроде и делом занимаются, а вроде и дела никакого нет. Мужчины умело раздвинули стол, закурили… Аристарх включил дорогой магнитофон «Сони».
– У тебя «Сони»? – спросил Брюхатый со знанием дела.
– Да.
– Прекрасная вещь. У меня тоже… Шестьсот рублей.
Курносый чему-то вдруг весело рассмеялся… Да так искренне, так неудержимо долго смеялся, что все стали смотреть на него с тревогой.
– Ты чего? – спросил Брюхатый.
Курносый хохотал и показывал пальцем на Чернявого, хотел что-то сказать и не мог сказать от смеха.
– Чеканулся, что ли? – спросил Чернявый вполне тревожно.
– Со…ня, – продохнул наконец от смеха Курносый. – У вас «Сони», а у этого – Соня…