Том 3. Рассказы, фельетоны, статьи и речи
Шрифт:
Мартынов. Что это? Тут плачет какой-то ребенок.
Алина. Нет тут, здесь нет никакого ребенка. Это, наверно, я думаю, на улице.
Мартынов. Что с вами?
Алина. Ничего. Будем писать еще. (Читает.) «Я, кажется, полюбил одну женщину».
Мартынов. Даже наверно полюбил, поскольку мне не изменяет память.
Мартынов хочет обнять Алину. Входит Кнейшиц. Мартынов отскакивает от Алины.
Кнейшиц.
Мартынов молча дарит ему кустарную матрешку, прощается с Алиной и уходит.
Кнейшиц. Я требую, чтобы вы больше не встречались с Мартыновым.
Алина. Это, наконец, невозможно. Вы не имеете на меня никаких прав.
Кнейшиц. Вы, кажется, позволяете себе кричать на меня? Вы забываетесь! Пусть дураки думают, что я жалкий партнер и раб летающей Алины. Хозяин здесь я! Не забудьте, что я знаю о вас то, чего никто не знает.
Снова слышится детский плач, Алина бросается в соседнюю комнату.
Кнейшиц (вдогонку). Прошу это помнить.
Арена цирка днем во время репетиции.
Наверху на трапециях тренируется Раечка.
Внизу столик и большие десятичные весы.
Внизу, за столиком, на котором разложен чертеж пушки, сидит Мартынов и что-то вычисляет. Директор нервно похаживает вокруг.
Тут же на барьере сидит печальный капитан со своей Брунгильдой.
Капитан. Товарищ директор, собачка скучает без репертуара.
Директор. А почему я не скучаю без репертуара?
Капитан. Вы ж не собака.
Директор. Я не собака! Я еще хуже, чем собака. Я треугольник. Секретаря ячейки послали на учебу, а председателя месткома бросили в шахту, теперь я за всех.
Появляется Скамейкин с коробкой конфет.
Скамейкин. Какой ужас! Бросили человека в шахту.
Директор. Ну да, в шахту. На культработу.
Капитан. Пожалейте собачку.
Директор. Да уж пожалел, пожалел, уже заказал репертуар для вашей дворняги.
Капитан оживает.
Скамейкин. Отдайте мне мою Раечку, мою птичку. Будьте человеком!
Директор. Да я уж вам объяснял, что я не человек, а треугольник, а поскольку я треугольник, я не могу разбазаривать артистов.
Скамейкин. Но поймите же, что я вступаю в роковой возраст. Мне надо жениться. Понимаете? Необходимо.
Капитан (отталкивая его от директора). Женитесь на ком-нибудь из кордебалета.
Скамейкин. Я уже предлагал. Кордебалет не хочет.
В это время Раечка спускается сверху. Скамейкин подносит ей конфеты. Раечка начинает их есть. Мартынов встает из-за стола с чертежом
Мартынов. Ну, вычислил. Человек, попадающий на первую площадку (показывает на чертеж), должен весить не больше, чем пятьдесят шесть кило.
Директор. Райка, полезай на весы.
Раечка, жуя конфеты, становится на весы.
Все толпятся вокруг. Мартынов накладывает гири. Наконец утиные носики весов выравниваются. Общий крик ужаса. Директор хватается за голову.
Директор. Пятьдесят де-вять кило!! Зарезали! Убили! Повесили!!
Вырывает из рук Раечки коробку с конфетами и кидается на Скамейкина.
Директор. Это штуки Скамейкина. Вот кто с утра до вечера носит конфеты! Погубили! А все было так хорошо! Заказали пушку, сделали капиталовложения. И вот на тебе – три лишних кило!
В ярости швыряет коробку на арену. Собака ест конфеты из раскрывшейся коробки.
Мартынов. Вот что, Райка, с сегодняшнего дня никаких конфет, никаких пирожных. Прогулки на велосипеде и строжайшая диета. Иначе никакого полета в стратосферу у нас не выйдет.
Директор (ярится). Не есть, не пить, не курить, не плевать!
Раечка. Честное слово, я похудею.
Скамейкин. Не смей худеть! Ты знаешь мои вкусы!
На арене появляются три мрачные фигуры: Бука, Бузя и Бума – бригада малых форм.
Директор. Наконец-то! Пушкин, Гоголь и Толстой из ГОМЭЦа. Почему вы вчера не принесли репертуар?
Бука. У нас болела голова.
Директор. Как, у всех троих сразу болела голова?
Бука. А почему бы нет. Мы пишем втроем, и голова у нас болит втроем. Правда, бояре?
Директор. Ну ладно. Давайте, что у вас там?
Бука передает ему большую рукопись. Директор читает,
Директор. «Побольше штреков, шахт и лав, гав-гав, гав-гав, гав-гав». Что это такое?
Бука. Репертуар для собаки.
Директор. Вот это для собаки? Сорок страниц на машинке? Что вы думаете, собака вам научный доклад будет делать?
Бука. А почему бы и нет?
Директор. Да, но ведь это же все-таки собака, так сказать, хунд. Она не может сорок страниц на машинке.
Бука. То есть как это не может? Идеологии в двух словах не бывает. Маркс написал три тома, а мы уложили все это в сорок страниц. И ему еще не нравится.
Капитан. У собаки свои запросы.
Бука. Пожалуйста, мы учли собачью специфику. Вот! (Вырывает у директора рукопись и читает.) «Разрушим старый мир р-р-р, р-р-р». Чем плохо? А вот еще: «Построим новый мир, р-р-р, р-р-р».