Том 3. Стихотворения 1918-1924

Брюсов Валерий Яковлевич

1916

На бренность

(Сапфический метр Сульпиция Луперка)

Суждена всему, что творит Природа (Как его ни мним мы могучим), гибель. Все являет нам роковое время Хрупким и бренным. Новое русло пролагают реки, Путь привычный свой на прямой меняя. Руша перед собой неуклонным током Берег размытый, Роет толщу скал водопад, спадая; Тупится сошник, на полях, железный; Блещет, потускнев, — украшенье пальцев, — Золото перстня…

7–8 апреля 1911

Из Андре Шенье

(Александрийский стих)

Заслушались

тебя безмолвные наяды, О муза юная, влюбленная в каскады, У входа в темный грот, что нимфам посвящен, Плющом, шиповником, акантом оплетен. Амур внимал тебе в тени листвы укромной; Потом приветствовал сирену рощи темной И, золото волос твоих сдавив рукой, Сплел гиацинт и мирт с душистою косой. «Твой голос для меня, — сказал он, — был утешней, Чем для медовых пчел сок медуницы вешней!»

1912

Умирающий день [60]

7 (Терцины)

Минувший день, склоняясь головой, Мне говорит: «Я умираю. Новый Уже идет в порфире огневой. Ты прожил день унылый и суровый. Лениво я влачил за часом час: Рассвет был хмур и тускл закат багровый. За бледным полднем долго вечер гас; И для тебя все миги были скудны, Как старый, в детстве читанный, рассказ. Зато со мной ты путь прошел нетрудный, И в час, когда мне — смерть, и сон — тебе, Мы расстаемся с дружбой обоюдной. Иным огнем гореть в твоей судьбе Другому дню, тому, кто ждет на смене. Зловещее я слышу в ворожбе Угрюмых парк. О, бойся их велений! Тот день сожжет, тот день тебя спалит. Ты будешь, мучась, плакать об измене, В подушки прятать свой позор и стыд, И, схвачен вихрем ужаса и страсти, Всем телом биться о ступени плит! Но день идет. Ты — у него во власти. Так молви мне: „прости“, как другу. Я — День без восторгов, но и без несчастий!» В смущеньи слушаю; душа моя Знакомым предвкушением объята Безумной бури в бездне бытия… Как эти штормы я любил когда-то. Но вот теперь в душе веселья нет, И тусклый день жалею я, как брата, Смотря с тоской, что теплится рассвет.

60

См. сб. «Семь цветов радуги»

28 марта 1915

Сонеты

(Мисака Мицарэнца)

«В горах, в монастыре, песнь колокола плачет…»

В горах, в монастыре, песнь колокола плачет; Газели на заре на водопой спешат; Как дева, впившая мускатный аромат, Пьян, ветер над рекой и кружится и скачет; На тропке караван но склону гор маячит, И стоны бубенцов, как ночи песнь, звучат; Я слышу шорохи за кольями оград И страстно солнца жду, что лик свой долго прячет. Весь сумрачный ландшафт, — ущелье и скала, — Похож на старого гигантского орла, Что сталь когтей вонзил в глубины без названья. Пьянящий запах мне бесстрастно шлет заря; Мечтаю меж дерев, томлюсь, мечтой горя, Что пери явится — венчать мои желанья!

<1918>

«Цветы роняют робко лепестки…»

(Сонет с кодою)

Цветы роняют робко лепестки, Вечерний ветер полон ароматом, И в сердце, грезой сладостной объятом, Так сумерки жемчужны и легки. Акации, опьянены закатом, Льют нежный дух, клоня свои листки, К ним ветер льнет, и вихрем беловатым, Как снег, летят пахучие цветки. Как гурии неведомого рая, Сребристых кудрей пряди распуская, Их белый сонм струится в водомёт; Вода фонтана льется, бьется звонко, Чиста,

прозрачна, как слеза ребенка, Но сладострастно песнь ее зовет… Чу! осыпается коронка за коронкой…

<1918>

Николаю Бернеру [61]

(Сонет-акростих)

Немеют волн причудливые гребня, И замер лес, предчувствуя закат. Как стражи, чайки на прибрежном щебне Опять покорно выстроились в ряд. Любимый час! и даль и тишь целебней! Алмазы в небе скоро заблестят; Юг расцветет чудесней и волшебной; Бог Сумрака сойдет в свой пышный сад. Есть таинство в сияньи ночи южной, Роднящей душу с вечной тишиной, Нас медленно влекущей в мир иной. Есть миг, когда и счастия не нужно: Рыдать — безумно, ликовать — смешно — У мирных вод, влекущих нас на дно.

61

См. сб. «Семь цветов радуги».

1912

Oblat [62]

(Рондо)

Кто сожалеет о прекрасных днях, Мелькнувших быстро, тот печаль лелеет В дневных раздумьях и в ночных слезах; Былое счастье мило и в мечтах, И память поцелуев нежно греет, Но о случайном ветерке, что веет Весенним вечером в речных кустах И нежит нас, свевая пыльный прах, Кто сожалеет? Земное меркнет в неземных лучах, Пред райской радостью любовь бледнеет, Меж избранных нет места тем, о снах Кто сожалеет!

62

Oblat — молодой послушник, человек, готовящийся стать монахом.

20 марта 1918

Ее колени… [63]

(Рондо)

Ее колени я целую. Тени Склоняются, целуя нас двоих. Весь мир вокруг застенчиво затих. Мы — вымысел безвестных вдохновений, Мы — старого рондо певучий стих. Певец забытый! Брат времен святых! Ты песне вверил жалобы и пени, И вот сегодня мне поют твой стих Ее колени: «В венке из терний дни мои; меж них Один лишь час в уборе из сирени. Как Суламифи — дом, где спит жених, Как Александру — дверь в покой к лене, Так были сладостны для губ моих Ее колени».

63

См. сб. «Все напевы».

1908

Три символа

(Риторнель)

Серо Море в тумане, и реет в нем рея ли, крест ли; Лодка уходит, которой я ждал с такой верой! Прежде К счастью так думал уплыть я. Но подняли якорь Раньше, меня покидая… Нет места надежде! Кровью Хлынет закат, глянет солнце, как алое сердце: Жить мне в пустыне отныне — умершей любовью!

Ф. Сологубу (триолет) [64]

(Триолет)

Зев беспощадной орхидеи — Твой строгий символ, Сологуб. Влечет изгибом алчных губ Зев беспощадной орхидеи. Мы знаем, день за днем вернее, Что нам непобедимо люб — Зев беспощадной орхидеи, Твой строгий символ, Сологуб!

1913

Сон мгновенный [65]

64

См. сб. «Семь цветов радуги».

65

См. сб. «Сны человечества», под заглавием «Виланель».