Том 3. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Идуна

Там, где древо мировое, Там, где ясен Игдразил, Слышно пенис живое, И как будто звон кадил. Это – пение Идуны, И когда ты невзначай, Проходя, услышишь руны, Вложишь в струны вечный Май. Это – пение Идуны, На узорчатых ветвях, Там, где яблоки – как луны, И как солнца в облаках. Это – пение Идуны, Чей напев – рожденье струй, Чьи глаза, лазурно-юны, Необманный поцелуй. Кто, любя расцветы в мире, К Игдразилу подойдет, Тот увидит лик валькирий, Изопьет душистый мед. Кто с Луной и с Солнцем

в мысли От зари и до зари, Глянь, здесь яблоки нависли, Встань, целуй, люби, бери. Это – пение Идуны, Верь в согласный звон кадил, Дым от жертв и возглас юный Вечно в Небо доходил.

Лен

Лен две недели цветет, Спеет четыре недели, На седьмую же семя летит. Лен – голубой небосвод, Лен – во влюбленном Апреле Звон предрассветной свирели, В лунной ночи сталактит. Лен – голубой он и белый, Это есть два, Лен в мировые уходит пределы, Всюду сияет его синева, Это четыре, Ибо четыре есть таинства в Мире, Север и Юг и Восток и Закат, Белый и черный и красный и злат, Если ж в пещеру мою, где горит Лунное множество плит, Если в пещеру Лен поглядит, Вот, мы исполнили меру, Семь засветилось, живет сталактит. Семя летит, Светится нежная бледность лица, Весь осиян голубой небосвод, Девять в нем лун, – Чтоб дополнился счет. Лен две недели цветет, Им же не будет конца.

Венчанные

В саду проходит юный, С ним рядом молодая В ветвях звенят им струны, Ручей, с камней спадая, Поет, поет, поет, В цветах им светлый мед Невеста – Полночь Мая, Жених, он кто? Узнай. Он День, а, может, Май? На нем одежды красны, На ней одежды черны. Но оба так согласны, Взаимности покорны Целует он ее, «Ты все, ты все мое». Ее мечты узорны, Как бриллиант она В оправе черной сна Жених – светловолосый, Глаза ею – зелены, У ней же черны косы, Глаза ее затоны, В них светлая печаль, Прозрачней, чем хрусталь В саду проходят звоны, Поют цветы, дыша: «Влюбленность хороша». Весь Май процеловались, В Июнь зашли, не зная, Заря с зарей встречались, Любовников встречая И свет вошел во гьму, И все отдав ему, Бледнея, Полночь Мая С Июньским нежным днем Растаяла огнем.

Семик

Семицкая неделя – зеленая, русальная, Часы Зеленых Святок, во всем году единые, В душе тоскует сказка, влюбленная, печальная, И быстро разрешится в те ночи воробьиные. Вот девушки Куда они? Лесной мечтой дышать. Вот девушки Куда они? Кукушку провожать. Семик, четверг зеленый, березка завита О чем же ты тоскуешь, стыдливая мечта? Влечет река во влажность, течет река хрустальная. О, девушки, куда вы? Русалки защекочут вас. А если не войдете, прощай мечта венчальная. О, девушки, куда вы? Русалки захохочут вас. Войдешь в реку, забудешься, утонешь ты в воде, Уйдешь от вод, и сон уйдет, и нет его нигде. О, девушка, войди в хрусталь, но в воды травку кинь, Спасет тебя одна трава, печаль, печаль, полынь.

Тело играет

Тело играет, Душа глядит. Тело в лугах незабудки сбирает, Тело уходит в скит. Маки срывает, меняет свои вид, В страшности, в страстности входит, взирает. В полдни и в ночи себя убирает, Выхватит нож, Скажет – хорош. Сплетет, заплетет без конца поцелуи. Брызнет – огни. И огни хороши. Вечные струи. Все ж у души Взора оно не смутит. Вот оно снова, по пыльной дороге, на Храм собирает. Тело играет, Душа глядит.

Царь-девица

Могучий

рог, изогнутый и полный, Пьянящим медом – предо мной. Я пью, я пью, живительные волны Умчали душу под Луной. О, Царь-Девица, Лебедь вековая, Как искрометен этот мед. Он стар, он стар, и потому, живая, Волна в душе моей течет. И этот рог, что ты, о, Царь-Девица, Мне поднесла, становится жезлом. И я царю, и ты горишь, зарница, Мы будем молнией вдвоем. И этот рог, что ты, о, Царь-Девица, Мне поднесла, становится рулем. И мы скользим, летит двойная птица, И мы плывем, и мы плывем.

Цвет ночной

В мозг мой, в зрение, и в слух Влился нежный женский дух. И в душе расцвет цветка, Имя – девичья тоска. Этот ласковый цветок Между травок одинок. Как вечерний слышен звон, Голубой и белый он. А как Ночь на высоте Звезды мчит к одной черте, Он, меняясь каждый час, Смотрит глубью жадных глаз. То засветится как трут, То блеснет как изумруд, То ласкательно-лучист Задрожит как аметист. В малом домике пожар, В храме свечи – Божий дар. Опрокинувшись в воде, Кличет в глубь звезда к звезде. В спадах вод хрустальный звон, Целый лес заворожен. В безглагольности озер Звездно-зыбкий разговор. А как Ночь на высоте Отойдет к своей черте, На прогалине лесной Расцветает цвет иной. Он как рдяность нежных ран, Застыдился, он румян, Он горит, не хочет ждать, Хочет вовсе красным стать.

Лунный камень

Лунный камень, тихий пламень, тихий пламень, не простой То прозрачный, то туманный, сребротканный, золотой. То скользящий, словно в чаще луч-фонарик светляка, То грозящий, словно в чаще ждет колдун изподтишка. То как тайна Океана, что, седой, бессмертно-юн, То как ранний свет тумана, то как звоны дальних струн. То как раковина Моря, что как будто бы горит, А как будто не для глаза, а для слуха говорит. То как змеиный свет опала, то как сказка жемчугов, Как церковный звук хорала в час спасенья от врагов. То как верба в ночь ущерба, или в первый миг серпа, Лунный камень, струнный пламень, от тебя в тайник тропа.

Мазурка

Я видел, как ты танцевала мазурку, Легко ты скользила в волне звуковой, И вдруг я увидел – Снегурку – Снегурку, Растаяла – тучкой летит пред Луной. Не Солнце пресветлый твой лик озаряло, Лучи серебристой Луны, И было воздушно твое покрывало, И бледные пели в свирельностях сны.

Всезвездность

Я хотел бы быть последним между первыми вождями, Я держал бы стремя богу, видя сонмы звезд над нами, Я служил бы как невольник тем, в которых все – свобода, Я бы каплей, каплей вспыхнул в пресеченьи Небосвода.

По бледной долине

По бледной долине приходят, уходят, проходят несчетные духи, Там юноши, взрослые, малые дети, и старцы идут, и старухи. С Востока на Запад, с Заката к Востоку, и снова на Запад с Востока, Приходят, уходят, и ходят, и бродят, не знают ни часа, ни срока. Встречаясь, качают они головами, и шепчут о благости Бога, И все, проходя, проиграют цепями, и вечно, и вечно дорога. И вдруг от Востока на Запад прольется разливное красное пламя, Один усмехнется, другой ужаснется, но каждый почувствует знамя. И вдруг от Заката к Востоку вернется и злато, и бархат, и алость, И духи считают, колдуют, гадают, пока не сомнет их усталость. Тогда, бесконечно взывая о мести, о чести, о славе, о чарах, Несчетные духи, согбенно, проходят, как тени, в безмерных пожарах. По бледной долине, в пустыне, как в сплине, доныне безумствуют духи. И юноши седы, и дряхлые дети, и юны, меж старцев, старухи.