Том 3. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Цари сиянья

…Цари сиянья отошли, Они разгневались на это. И, старым, нет нам больше света, Он только там, вверху, вдали. Лазурные престолы пусты, Бесцельность превратилась в топь, В периодическую дробь, И мраки Ада цепко-густы. Когда ж окончится наш срок, И снова будут дни младые, И снова стебли золотые Взнесут лазоревый цветок?

Одиночество

Я боялся людей, презирал, ненавидел их, Через это прошел я, и рубеж навсегда перешел, Как могу их винить, если Рок мировой

всех обидел их? Я один, но безгневно, над темными шествиями зол. Здравствуй, еще и еще, Одиночество, Я зажег тебе тихую вечернюю свечу, И немые, как лампада, тайные пророчества Я качаю в душе, и молчу.

Птица

И птица от меня летела по Вселенной, Когда я замолчал на темной высоте. Внизу крутился вал, дробился, многопенный, И птица от меня летела по Вселенной, Непобедимая в крылатой красоте. Мелькали корабли, как тени в тусклом свете, Поднявши стержни мачт и зыбя паруса. На каждом корабле бледнели старцы-дети, И всюду брат с сестрой, сквозь сон тысячелетий, Играли в поцелуй, в цветке была оса. Все было сказано. Кто хочет, будет пленный. Кто хочет, примет страх чрез Царскую Печать, И будет враг Земли, и будет враг Вселенной. Но вал к скале придет, и брызнет сказкой пенной. И буду я стоять. И думать. И молчать.

1907. Marzo pazzo. С высокой башни.

Париж. Пасси.

Пляска зноя

Он

Хотя он похож на Огонь, он незрим. Он был, когда не было жалобы: – «Было». Века перед ним – как молитвенный дым. А Солнце и Звезды и Месяц – кадила. Он смотрит в сердца замолчавших людей, Где страшные вдруг восстают вереницы. В зрачках он у тигров, в улыбках детей, И в малом он горле распевшейся птицы.

Место мое

Место мое – на пороге мгновенья, Дело мое – беспрерывное пенье, Сердце мое – из огня, Люди, любите меня. Счастье мое – в светловзорной измене, Сказка моя – и в глубинах, и в пене, Голос мой манит, звеня, Звезды, любите меня.

По морскому

В Море, с Морем, по-морскому, Только грому помолясь, Я баюкаю истому, Радость знать перунный час. Было, будет только это, Радость лета и весны, Брызги взрывчатого света С бурно-взрытой вышины. Радость молний преломленных, Пир стозвонных павших плит, Алый храм в морях бездонных, И в пожаре – Световит.

Минутка

Дать, Взять, Угадать. То как друг, А то как гать. Вечно дева, Вечно мать, Звук напева, Луч мечты, Крылья молний, Это ты.

Атом

Атом – Ангел, вспышка в Море, Человека не хочу, Я огонь в немом узоре, Лучший возглас в разговоре, В мире битв – молюсь мечу. Дай мне вечность – опрокину, Я семь я, и каждый – я, Не хочу входить в картину Как черта, и, вольный, стыну, Но моя мечта – моя.

От атома

От атома – до человека, От человека – до богов, И в долгий век Мельхиседека От звона мигов и часов. От

неподвижности – в самумы Взметенно-зоркой быстроты, От тиши – в грохоты и шумы, В разломы цельной красоты. Да будет. Это все приемлю. Отец мой – Ум, и Воля – мать, Но я слепил из точек землю, Чтоб снова точки разметать.

Атомы времени

  Мы в извивных   Вспевах взрывных, Мы втекаем в Да и Нет.   Мы в Безликом   Лик за ликом, Иней звуков, прах примет.   Мы свеченье,   Зыбь теченья В Океане мировом.   Дрожь в намеке,   Малость, строки, Буквы в рунах, песнь в немом.   Мы забытость,   Глянцевитость Всеокружного жерла.   Миг живем мы,   Но поем мы, И звучат колокола.   Мы снежинки,   Паутинки, В капле влаги – миллион.   Он рыдает,   Не считает, Но творим мы Небосклон.   Он смеется,   В тайнах вьется, Все же знаем мы, кто Он.   В лик – от лика,   В песнь – от крика, В хороводности Времен.

Начертания

Круговой полет планет, Их сплетенья в темноте, Полосой идущий свет Метеоров и комет, Ужасающих примет В говорящей пустоте. Это все – мои черты, Начертанья вещих рун, Это – я, и это – ты, Чтоб над бездной пустоты Были звездные цветы В нескончаемости струн.

Огненная жатва

Клокочет огненное море, Горят зловещие румянцы, На Солнце рушатся в просторе Вскипанья чувств, протуберанцы. Что в Солнце в этот миг боролось? Узнать ли нам, теням пожара! Но в нем горел гигантский колос, Свершилась жатвенная чара.

Сухой Перун

Сухой туман, когда цветенье нив Проклятье дней, хлебов плохой налив У нив зарницы даже – на счету, Сухой Перун – сжигает рожь в цвету. Сухой Перун – роняет в травы ржу, И чахнет цвет, что радовал межу Перун желает молний из зарниц, Небесных – должен он пьянить девиц.

Полонянник

– Почему ты, дух свирельный, Вечно носишься, кружишься, Ни на миг не отдохнешь? На качели ты метельной, Вправо, влево, к дали мчишься – Я – плененный. – Это что ж? – Надо мной обряд крещенья До святою завершенья Не был доведен. Потому что поп был пьяный Был он рваный и румяный, Опрокинул свечи он. Разукрасил крест цветами, Говорит: «Веселье с нами Благовестье бытия». И вина он налил в воду: «Это душам даст погоду». А погода, это – я. – Что же дальше? – Я влюбленный, Дрожью звуков полоненный, В брызгах, в прихотях Огня. Раб себя, страстей свободных, Полонянник Чернородных, Носят Дьяволы меня Посижу – и вдруг соскучусь, Погляжу – совсем измучусь. Где я? Что я? Запою. Все по новому о старом. Все бы дальше, все бы к чарам, Вею, рею, вею, вью.