Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных (с иллюстрациями)

Булгаков Михаил Афанасьевич

Елена. Это платье, Витенька, и не зеленое, а серое.

Мышлаевский. Ну, тем хуже. Все равно. Господа, обратите внимание, не красивая она женщина, вы скажете?

Студзинский. Елена Васильевна очень красивая. Ваше здоровье!

Мышлаевский. Лена ясная, позволь, я тебя обниму и поцелую.

Шервинский. Ну, ну, Виктор, Виктор!..

Мышлаевский. Леонид, отойди. От чужой, мужней жены отойди!

Шервинский. Позволь…

Мышлаевский. Мне можно, я друг детства.

Шервинский. Свинья ты, а не друг детства…

Николка(вставая).

Господа, здоровье командира дивизиона!

Студзинский, Шервинский и Мышлаевский встают.

Лариосик. Ура!.. Извините, господа, я человек не военный.

Мышлаевский. Ничего, ничего, Ларион! Правильно!

Лариосик. Многоуважаемая Елена Васильевна! Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо…

Елена. Очень приятно.

Лариосик. Многоуважаемый Алексей Васильевич… Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо!..

Алексей. Очень приятно.

Лариосик. Господа, кремовые шторы… за ними отдыхаешь душой… забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши избранные души так жаждут покоя…

Мышлаевский. Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете?

Лариосик. Я? Да… пишу.

Мышлаевский. Так. Извините, что я вас перебил. Продолжайте.

Лариосик. Пожалуйста… Кремовые шторы… Они отделяют нас от всего мира… Впрочем, я человек не военный… Эх!.. Налейте мне еще рюмочку.

Мышлаевский. Браво, Ларион! Ишь, хитрец, а говорил — не пьет. Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог.

Лариосик. Нет, не скажите, Виктор Викторович, я говорил речи и не однажды… в обществе сослуживцев моего покойного папы… в Житомире… Ну, там податные инспектора… Они меня тоже… ох как ругали!

Мышлаевский. Податные инспектора — известные звери.

Шервинский. Пейте, Лена, пейте, дорогая!

Елена. Напоить меня хотите? У, какой противный!

Николка(у рояля, поет).

Скажи мне, кудесник, любимец богов [56] , Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость соседей-врагов Могильной засыплюсь землею?

56

Скажи мне, кудесник, любимец богов — солдатская песня времен Первой мировой войны, была широко распространена в белогвардейской среде во время гражданской войны из-за припева, который каждый раз повторялся после пушкинских куплетов.

Так громче, музыка, играй победу, Мы победили, и враг бежит, Так за царя, за Русь, за нашу веру Мы грянем громкое Ура! Ура! Ура!

В недалеком прошлом, особенно в 60—80-е годы, эта песня была широко распространена в оппозиционных кругах русской интеллигенции. Безграмотные доносчики жаловались в ЦК КПСС, что такие-то и такие-то поют открыто царский гимн, запрещенный с 1917 года. При этом в качестве иллюстративного материала приносили и магнитофонную запись. Приходилось объяснять «товарищам», что эту песню

поют со сцены братья Турбины, Студзинский, Лариосик, что и в нашем хоре непременно находился Мышлаевский, который третью строчку пел совсем по-другому «Так за Совет Народных Комиссаров…» Хорошо, что каждый раз удавалось убедить неглупых работников, отвечавших за идеологию советского общества. Но, увы, так было: солдатскую песню выдавали за царский гимн, который исполняют только в романе «Белая гвардия» и в первой редакции одноименной пьесы.

Лариосик(поет).

Так громче, музыка, играй победу.

Все (поют).

Мы победили, и враг бежит. Так за…

Лариосик. Царя…

Алексей. Что вы, что вы!

Все(поют фразу без слов).

………. Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!».

Николка(поет).

Из темного леса навстречу ему…

Все поют.

Лариосик. Эх! До чего у вас весело, Елена Васильевна, дорогая! Огни!.. Ура!

Шервинский. Господа! Здоровье его светлости гетмана всея Украины. Ура!

Пауза.

Студзинский. Виноват. Завтра драться я пойду, но тост этот пить не стану и другим офицерам не советую.

Шервинский. Господин капитан!

Лариосик. Совершенно неожиданное происшествие.

Мышлаевский(пьян). Из-за него, дьявола, я себе ноги отморозил. (Пьет.)

Студзинский. Господин полковник, вы тост одобряете?

Алексей. Нет, не одобряю!

Шервинский. Господин полковник, позвольте, я скажу!

Студзинский. Нет, уж позвольте, я скажу!

Лариосик. Нет, уж позвольте, я скажу! Здоровье Елены Васильевны, а равно ее глубокоуважаемого супруга, отбывшего в Берлин!

Мышлаевский. Во! Угадал, Ларион! Лучше — трудно.

Николка(поет).

Скажи мне всю правду, не бойся меня…

Лариосик. Простите, Елена Васильевна, я человек не военный.

Елена. Ничего, ничего, Ларион. Вы душевный человек, хороший. Идите ко мне сюда.

Лариосик. Елена Васильевна! Ах, Боже мой, красное вино!..

Николка. Солью, солью посыплем… ничего.

Студзинский. Этот ваш гетман!..

Алексей. Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас!