Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора

Кассиль Лев Абрамович

– Ничего себе плохо, с ходу режет, – заметил с уважением Тараска.

Принц вдруг вскинул глаза и просительно обвел ими ребят.

– А, у-это, по-русску нельзя? – с надеждой спросил он. – Я понимаю все говорить по-русску!

Сперва все обомлели, а потом такой разом галдеж пошел, что хоть и по-русски говорили, но понять, кто про что толкует, было невозможно. В конце концов Слава Несметнов прикрикнул на ребят, а когда стало тихо, сам заговорил с гостем, предложив ему пройтись по лагерю.

И

ребята повели принца по тенистым аллеям лагерного парка. Показали приезжему большую Площадку Костра над морем. И лагерную мачту с развевавшимся флагом. Внизу возле нее под легким навесом несли караул часовые-пионеры. И отвели гостя на площадку, где играют в волейбол, и к большим террасам столовой. И сообщили, сколько раз в неделю бывает кино в лагере, и объяснили, когда и какие сигналы играют. Принц слушал очень внимательно и, видно, все хорошо понимал, лишь изредка переспрашивая: «У-это, как?» И тогда все наперебой старались разъяснить ему.

Потом с интересом разглядывали амулет на груди у принца – перламутровый слоник на золотом солнечном диске с жемчужиной-луной в поднятом хоботе…

Спустились к парадной балюстраде над морем. Волны внизу мерно накатывались на пляж, осаживались, уходили, сипя, в песок, шуршали галькой, отползали в море и снова брались за свое.

Горизонт был чистым, тонко очерченным в безоблачном небе, и где-то по самой кромке его шел и дымил корабль.

Потом он пропал.

Принц долго смотрел в ту точку горизонта, пока не скрылся и дым. И ребята молчали, понимая, что гость думает о своей далекой, ужасно далекой стране, расположенной где-то на другом конце света. Молчание нарушил маленький Ростик Макарычев, сын бухгалтера. Он все время следовал за ребятами в некотором отдалении. Ему уже давно не терпелось заговорить с принцем, но он не решался. И вот сейчас, воспользовавшись молчанием, он наконец подобрался к Дэлихьяру.

– Правда, что ты принц?

Тот кивнул головой утвердительно.

– Ловко! – восхитился Ростик.

– А ну, кувыркайся отсюда! – зашипел Тараска. Он считал, что неудобно так сразу и в лоб задавать высокому гостю эдакие прямолинейные вопросы.

Но Ростик не унимался:

– А принцем быть интересно?

Принц только плечами пожал и неловко улыбнулся.

– А как, по-твоему, – сказал Ростику Ярослав Несметнов, – ты бы сам захотел?

– Ы-м! – отрицательно промычал Ростик. – Дразнятся все, наверное, на улице.

После этого Несметнов взял Ростика решительно за руку. отвел его за куст, наподдал ему легонько куда надо коленкой и потурил, пригрозив на прощание кулаком.

Забегая вперед, скажу, что с этой минуты Ростик по крайней мере один раз на день где-нибудь уж подкарауливал Дэлихьяра, чтобы задать ему очередной вопрос. То он встречал его у столовой и тихонько хихикал:

– А я знаю, ты принц, гы!..

В другой раз поджидал его у входа на пляж, некоторое время шел рядом молча, а потом тихо спрашивал:

– Ты когда будешь большим, кем станешь? Королем?

Да? Ты в короне будешь ходить?

Или:

– А короли все против нас и за войну? Или есть за мир?

И еще через день:

– А муравьеды у вас есть?

Но сейчас на балюстраде шел общий хороший разговор. Тут обеим сторонам важно было не спасовать друг перед другом. Никому не хотелось ударить лицом в грязь. Сначала, надо сказать, перевес был на стороне принца. Он извлек из маленького кожаного футляра крохотный транзистор, и разноязычная болтовня международного эфира полилась из аппаратика размером не больше, чем фотоаппарат. Зазвучала музыка, и донеслась далекая песня. Правда, на Джунгахору настроиться не удалось. Видно, уж больно далеко была страна принца.

Но этого было мало. Принц размотал тоненький белый провод и подключил его к приемнику. На концах провода были маленькие капсулы – наушники. С одним из них, натягивая провод, принц ушел за кусты густо росшего здесь лавра, а Тараске велел вставить в ухо капсулу на другом проводе, включенном в приемник. И Тараска услышал тихий голос Дэлихьяра, который прятался за кустами. Так что этот транзистор мог, оказывается, работать и как телефон. Это было здорово! Такого аппарата ребята еще никогда не видели. Тогда, чтобы принц не очень уж заносился, бледноватый и вялый Гелик Пафнулин, снискавший уже у старших ребят кличку «Графа Нулина», никак не загоравший сынок директора комбината бытового обслуживания, считавшегося, по словам Гелика, крупным начальником, вдруг сказал:

– Ну и что же! А у моего папы есть персональная и даже личная собственная машина «Волга», спецсборки, с хромировкой вокруг. Вся облицовка такая. Автомашина, понял?

На принца это, конечно, не произвело никакого впечатления. Он снисходительно посмотрел на Гелика, двинул бровями и сказал:

– А у меня есть свой слон.

Все только и успели закрыть рты, чтобы не ахнуть.

– Собственный, индивидуальный? – спросил Тараска, оправившись от изумления.

– Как это? – не понял принц. – Мне, у-это, брат подарил, король.

– И большой мощности слон? – поинтересовался Несметнов.

– Большой. Белый. Зовут Бунджи. Я ему говорю, у-это:

«Бунджи, Бунджи». И он, у-это, сразу идет ко мне и делает так хобот. И я к нему, у-это, сажаюсь, и он, у-это, меня – хоп! И я на нем еду. Высоко там. Там кабина, где, у-это, спина.

Все долго молчали, совершенно сокрушенные сообщением принца. Свой слон – это, конечно, кое-что. Необходимо было как-то выравнять положение.

– А у вас, значит, все еще царизм? – спросил Тараска.

– У-это, как – царизм? – не совсем понял принц.

– Ну, значит, король там правит, капиталисты. А у нас вот, между прочим, скоро уже коммунизм станет.

– У-это, как – станет?

– Ну, значит, каждый будет работать, сколько он может, в силах, а получать сколько надо. Принц радостно закивал головой:

– У-это, у меня уже есть, у-это, коммунизм. Чего умей – делай, чего не умей – не делай. Сколько, у-это, хочу – давай-давай.

Ярослав Несметнов посмотрел на него со снисходительной насмешкой: