Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора

Кассиль Лев Абрамович

– Бабашура… Я, у-это, бабушку свою так называл. Бабашура меня учила, у-это, играть русские шашки… Там тоже так бывает. Играют, у-это, так поддамки.

– Только не поддамки, а поддавки, – сказал Юра. – А так правильно говоришь. Они и с тобой в поддавки все играли. А у нас ты тут окрепнешь, натренируешься, совсем другой разговор будет, по чести и совести.

Уже сыграли давно отбой в лагере и улеглись по-вечернему волны на море. Лишь легкий шорох гальки доносился с пляжа. Но напрасно физкультурница Екатерина Васильевна ждала у ворот служебного корпуса вожатого Юру, который обещал

прокатиться с ней вдоль моря на велосипедах по шоссе. Не мог Юра оставить в этот трудный час принца. Дэлихьяр уже лежал и вот-вот готов был заснуть, но все открывал в темноте глаза, находил руку Юры, стискивал ее крепко и спрашивал:

– А как я, у-это, теперь дальше тут буду?

– И очень просто, – успокаивал его в десятый раз Юра. – Подумаешь, большое дело – тень! Вот на горло когда наступают – это паршиво… А завтра соберу я вас всех троих: и Бобунова, и Пашухину вместе с тобой. Друг перед другом извинитесь, и конец всему. Все трое виноваты – значит, и упрямиться тут нечего. Но это, конечно, если ты сам утром койку заправишь.

– Заправлю, – сказал принц. – Я подушку буду бить вот так. – Он сел на кровати, кулаками поколотил с боков подушку, повернул ее уголком к себе.

– Ладно тебе, – сказал вожатый. – Заправлять утром будешь, а сейчас, раз постель раскрыта, что полагается?

– У-это, спать.

– Значит, спи.

Физкультурница Екатерина Васильевна дождалась все-таки Юру в этот вечер… Луна еще не зашла и, когда они катили вдвоем, рядом на велосипедах, светила им сперва в лицо, а потом сзади, когда пришло время возвращаться домой.

И они ехали – тесно, педаль к педали – прямо по своим теням, которые егозили, то сливаясь, то раздваиваясь перед ними, на облуненном асфальте шоссе.

Глава VII

«Дикарь» и «ничья»

Утром принц заправил свою койку уже сам. И она теперь выглядела образцово – так аккуратно было выстлано легкое одеяло, так крепко взбиты подушки и все прибрано вокруг и на ночном столике. И полотенце висело там, где полагается. Тут и явились по вызову вожатого Тараска с Тонидой. Но Тонька и на этот раз показала свой скверный характер.

– С чего это я буду виниться? – пробормотала она. – Ему можно драться, раз он принц, а ты уж и сдачи не ответь.

– При чем тут принц? – рассердился вожатый Юра. – Кто бы ни был на его месте, а порку устраивать ты не имеешь права.

– Я его не порола, – проокала Тонида, – поддала разок.

– Три раза, – уточнил принц.

– А я не подсчитывала, – не сдавалась Тонида.

– Стыдно, – сказал вожатый. – Приехал человек из колониальной страны, борющейся против угнетателей, слышал там, что у нас самые справедливые порядки, что никогда никого пальцем не трогают в смысле физических наказаний, а ты – бац-бац… Что человек подумает?

– А ему можно Тараску бац-бац?

– Так он же раскаивается, – сказал Юра. – Ты ведь, Дэлихьяр, раскаиваешься?

– А как, у-это, раскай-вай-ваешься?

– Ну, ты жалеешь, что так получилось нехорошо?

– У-это, нехорошо. – Принц отвернулся. – Только пускай и они тоже раскай-вай-ваются!

– Ну вот, – сказал вожатый. – Дэлихьяр считает сам, что поступил

нехорошо. Значит, он раскаивается. Тарас тоже зря дразнился. Правда, зря?

– Правда, – выдавил из себя Тараска. – Только я пошутил, а не дразнился. Я же ему не на ногу наступил, а на тень только.

– Ну ладно, ладно, – поспешил вожатый Юра. – Словом, все ясно. А уж рукоприкладство Пашухиной было совершенным безобразием. Короче говоря, протяните друг другу руки, вот давайте их сюда… – Вожатый взял сперва за руку Тараску, потом Тониду, свел их руки вместе, а сверху положил руку принца и накрыл своей ладонью. – Вот так. Раз, два, три! Все повинились, все поняли. А теперь гоните на пляж.

Все трое, не глядя друг на друга, побрели к дверям и, выйдя из них, быстро пошли в три разные стороны, ни разу не обернувшись, На одной из аллей, которая вела к морю, принца нагнал Гелька Пафнулин.

– Плюнь ты на нее, – сказал он, имея в виду, должно быть, Тониду, – на нее вообще у нас никто не обращает внимания. Она грубая, невоспитанная, хуже всякого хулигана, из детдома потому что. Ну, это как у вас приют, понимаешь? Ни роду, ни племени – подкидыш.

Принц хмуро слушал его и продолжал шагать к берегу.

Пафнулин семенил чуточку позади.

– Слушай, давай поддерживать друг дружку, если хочешь, – приставал Гелька. – Знаешь, чего я тебе скажу? Подари мне твой транзистор, и я тебе все обеспечу. У меня тут везде свои ходы, со мной беды знать не будешь. А?

Принц решительно замотал головой.

– Что, жалко стало? Тебе же еще из дворца новый пришлют. Эх ты, жадина…

– Я не джадина, – рассердился принц, – ты сам джадина. У-это, так не говори…

– Ну ладно, – примирительно сказал Гелька, – там видно будет. Ты от меня, в общем, не отдаляйся, не советую. Тут, знаешь, компания не очень подобралась, я тебе честно скажу. Я бы мог, понимаешь, отдыхать индивидуально, но маме порекомендовали, чтобы я в коллективе лето провел. Сказали, что коллектив способен воздействовать. Ну и пусть себе воздействует. Тебя ведь, наверное, тоже прислали, чтобы коллектив воздействовал. А ты им не поддавайся, ты плюнь. А хочешь, так сделаем, ты меня при всех сборешь на обе лопатки? И сразу покажешь себя. Только тогда уж определенно гони мне твой транзистор. Тебе же все равно новый подарят. А ты меня можешь сбороть при всех, пожалуйста…

– А я тебя, у-это, и так сборю, – сказал с ненавистью принц и вдруг яростно кинулся на Пафнулина.

Ему был уже отвратителен этот хлипкий, гнусавый мальчишка с заискивающими глазами. Принц кинулся тем приемом, который ему показал вчера вожатый Юра, неожиданно для самого себя опрокинул Гельку на песок аллеи.

Пафнулин поднялся, отряхиваясь.

– Ну и что? – загундосил он. – Все равно тебе никто не поверит, что ты меня взаправду сборол. Скажут, что я нарочно поддался. А мне плевать до лампочки! Они меня тут все равно подлизой дразнят. Я им скажу, что поддался тебе.