Том 4. История западноевропейской литературы
Шрифт:
Вы видите, какими ужасами Шекспир грозит себе и другим, если общество выйдет из орбиты порядка. Предполагается яри этом, что именно такой порядок был в Древнем Риме.
Был порядок, были добрые нравы. Против них начинает подниматься демократия. Как же Шекспир относится к толпе, к ее трибунам, к революционной силе, которая потрясает основы старого порядка? С одной стороны, он изображает самих трибунов как демагогов, которые играют на слабых струнах толпы; их только презрительно терпят аристократы; но они люди умные, добиваются своего и своим людям они все-таки верны.
А толпа? Вот что, например, один гражданин
Многие называют нас многоголовой толпой. И не за то, что у нас головы у иных черны, у иных белобрысы, у иных плешивы, а за то, что умы у нас чересчур разноцветны. Я сам думаю, что если бы нашим умам пришлось выбраться из черепа — они разом разлетелись бы во все стороны света 12 .
Шекспиру кажется, что толпа — это хаос, беспорядок, и, нечего греха таить, в то время приблизительно такой народная масса и была. Такого организованного класса, как пролетариат, еще не было. Выступления масс носили характер разинщины, пугачевщины, очень жестокого бунта, в котором люди распылялись и между собой грызлись. Один гражданин говорит толпе:
Одно слово, честные граждане…
Ему отвечает другой:
Какие тебе честные граждане! Бедняков не зовут честными, патриции одни честные. У них всего по горло, а мы нуждаемся. Пусть бы отдали нам хотя часть своего избытка вовремя. Мы бы им спасибо сказали. Но это им слишком разорительно. Им любо глядеть на нашу худобу и горе. Свой достаток кажется слаще. Мщение, граждане! Пока еще осталась у вас сила в руках, хватайте колья. Богов призываю я в свидетели — не от злобы, а от голода говорю это я 13 .
Но автор идет еще дальше. Этот же гражданин говорит:
Называют себя отцами нашими! Хорошо заботятся о нас наши отцы! Мы голодны, а у них амбары ломятся от хлеба. Их законы поддерживают одних ростовщиков. Всякий день отменяется какой-нибудь закон, неприятный богатым, и всякий день выдумывается другой закон, беднякам на угнетение. Если война нас не губит, они нас губят хуже всякой войны. Вот как нас любят отцы отечества 14 .
Не правда ли, это прямая революционная прокламация? И Шекспир ничего на это не возражает; он в этом отношении зорок и справедлив.
Так вот эта самая толпа идет ломать старые устои. Но это еще не такая большая беда, по мнению Шекспира. Беда в том, что аристократия разложилась; она пошла на уступки этой толпе, она ее боится, чувствует, что не в силах сдержать ее, и, останавливая выборные должности, аристократы стараются, путем подачек, лести и дипломатии, быть выбранными толпой на? государственные должности, крутят лисьим хвостом, хотя и видны их волчьи зубы, подличают.
И вот, подлинный герой, Кориолан, с этим мириться не хочет. Это — солдатская кость, победоносный полководец. Это — барин и в высокой степени дикий, который, что ему по нраву, то и делает. И он до тех пор держался со своим классом, пока класс был ему опорой, а как только опора начала гнуться, он от своего класса отходит.
Агриппа уговаривает Кориолана быть уступчивым, служить и нашим и вашим. Но грубый рубака заявляет: я с такой политикой не согласен,
В Кориолане борются два чувства, два человека: с одной стороны, индивидуалист, который не хочет уступить, которому хочется назад, к крепкому прошлому, а с другой стороны — человек классовой дисциплины (дисциплина эта предстает перед, ним в образе матери, которая, может быть, его секла, когда он был маленьким, — в образе этой праматери, которая является к нему в величии своих традиций). Он сдается, идет к толпе, старается быть выбранным в консулы, но тут же ссорится со всеми, и когда видит, что его собственный класс хочет выбросить его в жертву черни, кричит: так и вы такая же сволочь, как и эти массы? Я и вам и им объявляю войну! Посмотрим, что вы со мной, великим Кориоланом, сделаете!
Это — бунт старых представителей гордого класса против новых, последних его вождей, поход против нарождающегося оппортунизма под знаменем, на котором начертано: все или ничего!
Кориолан изменяет Риму и переходит к его врагам вольскам. Тут есть замечательное место, где Кориолан высказывает свой взгляд на компромисс, на политику уступок, на разделение власти со всем бешенством обиженного помещика, барина, с огромной волей и бисмарковски ясным умом. Он уходит от своих сотоварищей и кричит:
Я изгоняю вас: живите здесь С безумием и малодушьем вашим! Я презираю вас и город вага, Я прочь иду — есть мир и кроме Рима.И тут надо привести в точном переводе с английского те слова, которыми он вслед за этими определяет самого себя же, после того как он изменил своему классу. Он говорит:
Я не последую за инстинктом, как гусенок, я стою здесь, как будто бы человек является причиной самого себя и ни с кем больше не связан родством 15 .
Вот оно! Появился голый человек на голой земле: инстинкта не признаю, родственников у меня нет и т. д. Так заговорил большой барин.
И что же? Как Шекспир кончает этот болезненный конфликт? Кориолан отдается врагам Рима, делается их вождем, побеждает Рим и подходит к стенам города. Тут опять появляется его мать Волумния и великим красноречием потрясает душу Кориолана, упрекая его за то, что он посмел идти против своей родины и своего класса. Родной класс действует на него всеми вязями, и Кориолан, «как гусенок», идет за ним. Анархист в нем побежден. Он начинает метаться, старается заключить мир, обоюдно выгодный, но вожди вольсков, к которым он бежал, видят, что он им изменяет, и его убивают.