Том 4. История западноевропейской литературы
Шрифт:
Руссо был музыкантом, к музыке его тянуло. В музыке легче ему было себя выразить. Как писатель он создал музыкальную прозу. Знаменитый кенигсбергский сухарь — философ Кант говорил, что не может читать Руссо без слез. Сейчас мы, быть может, не будем так захвачены этой прозой Руссо, но и мы скажем, что в ней звучит такой надрыв, такая тоска, такие взлеты восторга, такая задушевность, какой мы не встречали у его предшественников. В этом гигантская сила Руссо. Будучи носителем истерзанного и богатого сердца, он любил это сердце. Он жил страданиями, непосредственными симпатиями, а не умом. В этом смысле Руссо — родоначальник всех позднейших романтиков.
По отношению к энциклопедистам он занял оригинальное положение. В то время Дижонская академия задала сочинение на тему: «Принесли ли человечеству пользу науки и искусства» 14 .
Я не могу не коснуться двух его философских сочинений. Из них одно изложено совершенно научно-философски, другое — полубеллетристически.
Руссо был основателем теории демократии. Он написал книгу «Об общественном договоре», в которой заявил, что всякое государство вытекает не из какой-то воли божией, а есть договор людей между собою для того, чтобы работать вместе на общую пользу. Стало быть, только на разумном договоре покоится вся власть. Если же власть покоится не на договоре, то она ложная власть. Но кто является договаривающимся? Каждый гражданин. Поэтому каждый гражданин равен каждому в правах, в одинаковой степени ответственна перед каждым гражданином власть, и в равной степени каждый гражданин должен быть законодателем. Это — важное обоснование демократии. Но раз сложившийся договор имеет тот смысл, что никто не смеет идти против большинства. Можно высказывать мнение против большинства, но раз последовало голосование и закон установлен, человек должен подчиниться этому закону безусловно. И тут Руссо доходит до свирепых мер. Он говорит, что для охранения права большинства можно предавать смерти тех, кто не подчиняется большинству. Получилось так, что он, индивидуалист, страстно боровшийся за то, чтобы его личность не затерло общество, сам стирает личность и говорит: ты равен другим, но если большинство выскажется за определенный закон, подчинись или будешь уничтожен.
Индивидуалистам из мещан бороться в одиночку было нельзя. Они чувствовали себя силой только будучи соединенными. Отсюда мечта о правильном государстве, которое должно бы стать, в сущности говоря, большим союзом равных между собою мещан. Если Руссо говорил, что большинство должно вплоть до террора бороться с индивидуалистами и фракциями, которые могут оказаться внутри большинства, и вести против них идейную и политическую борьбу, то это потому, что он думал, что таковыми будут наверное аристократические единицы и фракции, которые захотят захватить власть над остальными. Поэтому большинство должно обрушиться на них всеми средствами. И в законодательстве Робеспьера отразились эти идеи Руссо 15 . «Железная дисциплина», «смерть тем, кто нарушает директивы» — эти идеи принадлежат Руссо.
Руссо был замечательным педагогом. Многим из того, что проводит сейчас Наркомпрос, мы обязаны Руссо. Мы ссылаемся часто на американского педагога Дьюи. Дьюи в одной из своих книг — «Школа завтрашнего дня» 16 — сам ссылается на Руссо как на своего учителя. Руссо был противник схоластической школы, которая навязывает ученикам мертвые мысли. Он говорит: оставьте маленького человека совершенно свободным, он сам разовьется, только помогайте ему работать, помогайте играть, знакомиться с природой. Он утверждал, что в очень раннем возрасте не нужно учить читать — это лишнее. Пускай дети учатся на животных, на камнях, на цветах, пускай учатся практически, а не по книге. Да и потом надо только помогать развиваться самой индивидуальности. Это даст настоящих свободных людей, которые смогут по-своему переоценивать мир, а не натасканных, не дрессированных цивилизацией. Эта идея трудового естественного воспитания, внимательно относящаяся к каждой индивидуальности, является доброй третью того, что мы вкладываем в нашу педагогику. Эти свои педагогические идеи Руссо излагает в форме романа «Эмиль».
Ж.-Ж. Руссо был великим человеком и дал обществу целый ряд совершенно новых
Другой его роман — «Новая Элоиза», над которым рыдали представители тогдашнего общества, вплоть до его вершин, изображает любовь учителя типа Руссо, вот такого мещанского интеллигента с нежным сердцем, голодного и затравленного человека, к своей барыне, жене своего хозяина. Это была тогда обычная драма. Можно указать в литературе и истории целый ряд таких трагических положений. Это и понятно. Женщина высшего класса была лучше одета, более изящна, образованна. Такая женщина из высшего класса легко начинала увлекаться вышедшим из низов, но тонким и высокоразвитым интеллигентом, потому что, в сущности, по внутренним своим качествам он был неизмеримо выше ее мужа. Но между ними социальная пропасть. Кончалось это обыкновенно трагично: муж выбрасывал учителя в окно или происходили похожие на эту неприятные вещи. Надо было преломлять свою любовь в возвышенную, платоническую, потому что иначе нельзя было. Это было доминирующим фактом жизни нескольких замечательных писателей того времени.
Интересно также отношение Руссо к религии. Он был противником атеизма. Ему казалось, что атеизм — воззрение бессердечных людей. Он обвинял энциклопедистов в том, что они — приказчики богатой буржуазии, что им нужно сохранение цивилизации со всеми ее ложными благами. Разум и наука, по его мнению, ничего не могут дать, развращают людей, вселяют в них жадность и удаляют от природы. Он говорил, что надо вернуться назад, ближе к природе, и что энциклопедисты, желающие создать разумный фундамент общества, отходят от интересов простого человека, крестьянина и мелкого мещанина. Этим людям важна не эта пышность, а природа, им важна жизнь сердца, внутреннее умиление, они находят его внутри своего сердца и в живой природе, под светлыми звездами. В этом сказалась, конечно, ограниченность мещанина. Припомните, как против пышности Медичисов восстал Савонарола. Савонароле тоже нужна была религия как призыв к опрощению.
У Руссо много предрассудков, много внутренней неувязки, внутренних противоречий, но все же его фигура представляла собою первого посланца из гораздо более глубоких низов, чем те, откуда вышли Вольтер и Дидро. Он заговорил голосом, хватавшим за сердце. Те говорили о том, чтобы почистить монархию, исправить, может быть, заменить республикой богатых, заботиться о народном просвещении, чтобы народ лучше работал, но сохранить известную дистанцию между отдельными слоями общества. Ломать общество им не приходило в голову. Руссо хочет все сломать и. установить социальное равенство, он восстает против самых священных для буржуазии вещей. Он говорит: наука создает богатство и неравенство — долой ее! Искусство — проститутка, которая служит богатым, — в таком виде оно нам не нужно! Он готов отбросить все, что служит высшим классам, а не низовым мещанам. И как Бабёф вышел за пределы мещанства, защищая республику равных, и дошел до идеи коммунизма, так есть нечто коммунистическое и в Руссо. Возьмем его знаменитый трактат о происхождении частной собственности. Недаром и Вера Засулич, и Роланд Гольст трактовали эту книгу 17 . В ней необыкновенно глубокий анализ. Это относится уже не к художественной литературе, а к общественной философии, но для того, чтобы завершить фигуру Руссо, надо упомянуть и об этом трактате. Автор доказывает здесь, что вначале человечеству был присущ коммунизм. Некоторые «марксисты» в последнее время стали отказываться от этого взгляда, хотя Маркс и Энгельс твердо его держались.
Меньшевиствующим марксистам хотелось доказать, будто частная собственность в разных формах существовала всегда, а коммунизм будет разве только впереди. То, что до возникновения частной собственности человечеству был присущ коммунизм, ими отвергалось. В самое последнее время, в книге коммуниста Эйльдермана 18 , мы опять находим убедительную защиту того положения, что первобытный коммунизм действительно представляет собою гигантский пласт истории культуры.
Конечно, Руссо в детали первобытного коммунизма не мог войти, — у него не было для этого достаточно этнографического материала, — но он прозорливо воссоздает нам картину этого строя, а когда переходит к возникновению частной собственности, довольно правильно устанавливает, каким путем она вытекла из первобытного коммунизма. Он обрушивается на частную собственность и говорит, что она-то и есть грехопадение, она и есть то, что является равносильным легенде об Адаме и Еве, изгнанным из рая, она и есть то глубокое извращение, которое может отмереть только тогда, когда человечество откажется от частной собственности.