Том 4. Наша Маша. Литературные портреты

Пантелеев Леонид

– Тук-тук-тук. Дэв, улетай в Тбилиси!

– Нет, далеко-далеко пусть улетит.

– Лети дальше, лети в Ереван и дальше – в Иран, в город Тегеран.

– Такого нет.

– Нет, есть. Ну вот, улетел дэв. Не бойся теперь.

– А книга?

– И книга улетела (пришлось попросить маму надежно спрятать этот симпатичный подарок).

– Скажи, чтобы он в сон ко мне не приходил…

– Хорошо. Тук-тук-тук. Дэв, не приходи к Машеньке в сон!

Проделал все, что требуется. Все-таки засыпала неспокойно.

. . . . .

А

утром, в восьмом часу, прибежала ко мне в одной ночной сорочке – веселая, тепленькая, румяная.

– Добрым утром!

– Ну, что ты во сне видела?

– Цветочки видела.

. . . . .

В восемь часов утра занимались гимнастикой. Было уже порядочно жарко. Ушли гимнастировать далеко в лес…

На обратном пути собирали землянику. Машка собирала ее в потную пригоршню. Придя домой, одаривала земляникой маму и тетю Минзамал.

. . . . .

Из старых заметок.

Ей дали ломтик мяса. Она видела, как я только что ел бутерброд с мясом, и говорит:

– Не так! Постели его на хлеб!

14.7.60.

Дни идут своей чередой, каждый день похож на предыдущий.

Нет, простите, это – беллетристика. Машкины дни не похожи один на другой, каждый день и каждый новый час ее жизни приносят с собой что-нибудь новое.

Вчера, например, она научилась прыгать на одной ножке. Для нее это – значительнейшее событие. Прежде всего ей это нужно, конечно, для игры в «классы».

Прыгает она, правда, не совсем ловко, придерживает согнутую левую ногу правой рукой. Вчера делала 2-3-4 прыжка, сегодня во время гимнастики сделала уже двенадцать. Ликует:

– Еще! Еще! Мама, посмотри! Тетя Минзамал, смотри! Я прыгать научилась!

. . . . .

Недавно вспоминали с ней стишки, которым научила ее когда-то бабушка: «Вечер был, сверкали звезды, на дворе мороз трещал». Машка знает эти стихи года полтора, и только сейчас, сегодня, я понял, догадался, что мороз для нее – это мороз с большой буквы, Дед Мороз.

Вчера она сказала мне:

– Мороз трещал, трещал… Когда он вытрещался, он принес всем детям елки…

. . . . .

Выдумает какую-нибудь нечисть и боится ее.

Вчера сидела у меня в комнате на кровати.

И вдруг:

– Ой, кто это?

Пока еще с лукавой улыбкой.

– Кто? – я говорю. – Где?

– Талафик!

– Какой Талафик? Где Талафик?

И через полминуты она уже объята страхом.

– Па-пыч-ка-а-а-а-а! Бою-у-у-усь!

Опять совсем как Мурочка у Чуковского.

15.7.60.

С увлечением прыгает на одной ножке. Вчера проскакала на правой ноге 24 раза подряд. Надо было видеть счастье, написанное

на ее лице. На левой прыгать не могла совсем. Но я посоветовал попробовать, и она, после недолгой тренировки, прыгнула четыре раза!

. . . . .

Ходила с тетей Минзамал за керосином. Его раз или два в неделю привозят в соседнюю деревню. Позже я куда-то уходил. Машка догоняет меня у калитки.

– Папа! Я забыла тебе сказать… Я сейчас видела твою сестру.

– Как сестру? Тетю Лялю?

– Нет. Другую сестру. Которая тебя колет.

. . . . .

Вчера вечером Машка несколько раз:

– Мама, мне скучно что-то.

И за ужином, когда мы все были вместе, вдруг со слезами на глазах:

– Мне скучно. Мама, мне очень скучно почему-то…

Тоскливо? Грустно?

Что такое? Меня это огорчило, испугало даже…

18.7.60.

Сделал не очень приятное открытие. Не всегда мое общество полезно Маше. Вчера мы с ней немножко поссорились, она была почти весь день с матерью, и это благотворно сказалось на ее самочувствии. И спала хорошо, и с аппетитом ела. По-видимому, я ее взвинчиваю. С нею мы все время живем воображением; оба мы, по выражению мамы, фантазеры, а это, как видно, не всегда хорошо, иногда и плохо.

Примирение произошло вечером. Ходили втроем в деревню, где у Машки буквально глаза разбегаются – так много там детей, и особенно почему-то девочек…

. . . . .

Вчера и сегодня стоит изнуряющая жара. Папа отправился сегодня на велосипеде на ту сторону реки Луги и чуть не сгорел – такой испепеляющий зной, такое жгучее солнце.

. . . . .

Много и о многом спрашивает. Но «почему» очень редко, чаще – «что такое». Примерный диалог:

– Папа, а что такое «офицерский дом»?

– По-видимому, это дом, где живут офицеры.

– А что такое «офицеры»?

– Это военные, начальники.

– А что такое «военные»?

– Военные – это люди, которые…

Перебивает:

– А что такое «люди»?

И уже лукавинка в глазах. Узнать интересно, но, пожалуй, еще интересное запутать, заговорить, загнать.

. . . . .

Поминутно бегает на хозяйскую половину. Мы ей запрещаем, но тем чаще она бегает, ибо сладок запретный плод.

19.7.60.

Играл с нею. Она была почтальоном. Приходит и говорит:

– Вы знаете, у меня пожар был. Я теперь у вас буду жить.

– Да что вы говорите? У вас был пожар? И что – много сгорело?

– Все сгорело. И стены, и пол, и кровать сгорели. И труба сгорела. И плита сгорела. И дети мои сгорели.

– Да что вы говорите?! Какой ужас.

– Да! Я им говорила: не трогайте печку. А они трогали. И все сгорели.

– Сколько же их у вас было?

– Пять.

– И все сгорели?