Том 4. Творимая легенда
Шрифт:
Для стройности стана маркиз носил корсет. Походка у него была деревянная. При каждом шаге был слышен отчетливый стук каблуками. Движения маркиза были точны и отчетливы, точно каждый жест выделывался машиною.
Маркиз Телятников родился в 1745 году. Ему было только семь лет, когда его, по обычаю того времени, записали рядовым в Семеновский полк. Первый офицерский чин он получил в 1762 году.
В 1782 году он был произведен в генерал-майоры. Чин генерал-лейтенанта маркиз Телятников получил в 1790 году и в генерал-аншефы был произведен
Министром он был несколько раз и занимал почти все министерские посты. Он отлично справлялся и с финансами, и с путями сообщений, и с народным просвещением, и с военным ведомством, и с ведомством иностранных дел; был не самым плохим министром юстиции и превосходным министром внутренних дел. Чего-чего другого, а уж энергии-то, потребной для этого высокого поста, и непоколебимого бесстрашия было у него хоть отбавляй.
Носимый им титул маркиза был капризом императрицы Екатерины Второй. Эраст Телятников был флигель-адъютантом императрицы и ее фаворитом. Хотя фавор его продолжался только семь недель, но и после того милый маркиз не утратил расположения великой государыни. Когда праздновался пятидесятилетний юбилей его состояния в генеральских чинах, маркиз Телятников получил титул светлости. Но он не пожелал именоваться князем, — остался маркизом из благоговения к памяти великой императрицы.
Среди крестьян, бывших крепостных маркиза Телятникова, сложилось о нем немало диковинных сказаний. Эти сказания распространились далеко. Например, говорили, что маркиз давно уже умер, и даже был похоронен, но вышел из могилы, — земля его не приняла, потому что много на нем смертных грехов. Слух этот пошел, должно быть, оттого, что маркиз Телятников время от времени погружался в глубокий сон, подобный смерти.
Так как, по остроумному выражению одного из лиц очень влиятельных, на Россию надвигалась пугачевщина, то маркиз Телятников, как видевший настоящего Пугачева, был облечен громадными, хотя и не очень определенными полномочиями, и послан в те места, которые казались особенно опасными.
Маркиз Телятников приехал в город Скородож, между прочим, и за тем, чтобы повидать Триродова и поговорить с ним по секрету о новых способах сохранения жизни. Маркиз Телятников думал, что у Триродова есть жизненный эликсир. Поэтому в первый же день велел пригласить к нему Триродова на завтрак.
Триродов посетил маркиза Телятникова. В это время маркиз был очень занят: он просматривал бумаги и, чтобы не заснуть над ними, сосал конфекты, привозимые ему ежедневно из Харькова от Пока. Поэтому он принял Триродова несколько рассеянно, поговорил с ним несколько минут, принимая его то за губернатора, то за прокурора, то за испанского посла, и наконец отпустил, не сказавши, зачем Триродов ему понадобился. Но через два дня, к общему удивлению, маркиз отдал Триродову визит.
На этот раз маркиз Телятников был очень внимателен и благосклонен
— Я и сам — вольтерианец.
Но сейчас же, вспомнив, что дед Триродова был женат на своей крепостной, маркиз с неодобрением говорил другое:
— Белая и черная кость очень между собою различны.
Триродов сказал:
— Простому народу плохо жилось в дни вашей молодости, ваша светлость.
Маркиз строго спросил:
— А теперь ему хорошо жить?
— И теперь плохо, — сказал Триродов, — а тогда было еще хуже.
Маркиз Телятников возразил:
— Где плохо, а где и хорошо. Умный помещик видел в крестьянине рабочую силу и заботился об его благосостоянии.
Триродов сказал:
— Было среди помещиков много жестоких деспотов и насильников. Страшно читать о их зверствах.
— Да, — согласился маркиз, — были звери. А теперь их нет? Вот эти дамочки свирепые, что одна другую кислотою обливают, глаза друг дружке выжигают, маски свои уродуют, — это не звери? Девку на конюшне выдрать или сопернице навек лицо обезобразить — что слаще?
Триродов сказал:
— Да ведь за это теперь и судят.
Маркиз сделал презрительную гримасу.
— Какой это суд! — сказал он. — Оправдывают. Да и в старые годы не одни помещики — и из крестьян были живодеры. Приказчики, бурмистры, старосты больше утесняли мужика, чем господа природные. А теперь кто жесточе всех бьет? Кто детей да жен смертным боем колотит? Погромы кто устраивает? Кто конокрадов до смерти заколачивает? Мужики. Насильников, правда, надо было раньше обуздать. Но и народ рано освободили, и глупо. Без опеки оставили. Разорились все.
Маркиз Телятников подумал и вдруг заявил:
— Кормить голодающих — безнравственно.
Триродов спросил с удивлением:
— Почему, ваша светлость?
Маркиз сказал:
— Кормильцы-то эти одною рукой кормят, другою прокламации раздают. Я это строго-настрого запрещу, все эти фармазонские столовые.
Триродов возражал. Маркиз не слушал, — задумался о чем-то. Тогда Триродов заговорил о своем. Сказал:
— Чиновники здешние меня преследуют.
— Чиновники? Я их презираю, — сказал маркиз Телятников.
Триродов рассказал маркизу Телятникову о том, как администрация решила закрыть его школу и приют. Маркиз выслушал и спросил:
— А детей куда?
Триродов пожал плечами и сказал:
— Не знаю.
Маркиз лаконически промолвил:
— Спрошу.
Триродов спросил:
— Может быть, ваша светлость, найдете возможным сказать, чтобы мне разрешили опять открыть эту школу?
Маркиз Телятников, не задумываясь, сказал так же коротко:
— Скажу.