Том 5. Повести, рассказы, очерки, стихи 1900-1906
Шрифт:
Но она, весело смеясь, снова приставала к нему, и порою рядом с ней Лунёв чувствовал себя обмазанным её зазорными словами, как смолой. А когда она видела на лице Ильи недовольство ею, тоску в глазах его, она смело будила в нём чувство самца и ласками своими заглаживала в нём враждебное ей…
Однажды, придя домой из магазина, где столяры устраивали полки, Илья с удивлением увидал в кухне Матицу. Она сидела у стола, положив на него свои большие руки, и разговаривала с хозяйкой, стоявшей у печки.
—
— Добрый вечир! — сказала дама, тяжело поднимаясь со скамьи.
— Ба! — вскричал Илья. — Жива ещё?
— Гнилу колоду и свиня не зъист… — густо ответила Матица.
Илья давно не видел её и теперь смотрел на Матицу со смесью удовольствия и жалости. Она была одета в дырявое платье из бумазеи, её голову покрывал рыжий от старости платок, а ноги были босы. Едва передвигая их по полу, упираясь руками в стены, она медленно ввалилась в комнату Ильи и грузно села на стул, говоря сиплым, деревянным голосом:
— Скоро околею… Ноги отнимаются… а отнимутся — нельзя буде корму искать… тогда мне смерть…
Лицо у неё страшно распухло, сплошь покрыто тёмными пятнами, огромные глаза затекли в опухолях и стали узенькими.
— Что на рожу мою смотришь? — сказала она Илье. — Думаешь, бита? Ни, то болезнь меня ест…
— Как живёшь? — спросил Илья.
— На папертях грошики собираю… — гудела Матица равнодушно, как труба. — За делом к тебе пришла. Узнала от Перфишки, что у чиновника живёшь ты, и пришла…
— Чаем тебя напоить? — предложил Лунёв. Ему неприятно было слушать голос Матицы и смотреть на её заживо гниющее, большое, дряблое тело.
— Пускай черти хвосты себе моют тем твоим чаем… Ты пятак дай мне… А пришла я до тебя — зачем, спроси?
Говорить ей было трудно, дышала она коротко, и от неё удушливо пахло.
— Зачем? — спросил Илья, отвернувшись от неё в сторону и вспоминая, как он обидел её однажды…
— Марильку помнишь? Заел свою память!.. Богач стал…
— Что она… как живёт? — торопливо спросил Илья. Матица медленно закачала головой и кратко сказала:
— Ещё не задавилась…
— Да ты говори прямо! — сердито крикнул Илья. — Чего меня укоряешь? Сама же за трёшницу продала её…
— Я не тебя — я себя корю… — спокойно возразила женщина и, задыхаясь, начала рассказывать о Маше.
Старик-муж ревнует и мучает Машу. Он никуда, даже в лавку, не выпускает её; Маша сидит в комнате с детьми и, не спросясь у старика, не может выйти даже на двор. Детей старик кому-то отдал и живёт один с Машей. Он издевается над нею за то, что первая жена обманывала его… и дети — оба — не от него. Маша уже дважды убегала от него, но полиция возвращала её мужу, а он её щипал за это и голодом морил.
—
— Я думала — так лучше, — деревянным голосом проговорила баба. — А надо было сделать как хуже… Надо бы её тогда богатому продать… Он дал бы ей квартиру и одёжу и всё… Она потом прогнала бы его и жила… Многие живут так… от старика…
— Ну, — а пришла ты зачем? — спросил Илья.
— А живёшь ты у полицейского… Вот они всё ловят её… Скажи ему, чтоб не ловили… Пусть бежит! Может, она и убежит куда… Разве уж некуда бежать человеку?
Илья задумался. Что он может сделать для Маши?..
Матица поднялась со стула, осторожно двигая ногами.
— Прощай!.. Скоро я подохну… — бормотала она. — Спасибо тебе… чистяк! богач!..
Когда она вывалилась из двери кухни, в комнату Ильи вбежала хозяйка и, обняв его, спросила, смеясь:
— Это — твоя первая любовь, да?
Илья развел руки своей любовницы, крепко охватившие его шею, и угрюмо проговорил:
— Едва ноги таскает, а… хлопочет о том, кого любит…
— Кого она любит? — спрашивала женщина, с удивлением и любопытством разглядывая озабоченное лицо Ильи.
— Погоди, Татьяна, — сказал Илья, — погоди! Не шути…
Он кратко рассказал ей о Маше и спросил:
— Что тут делать?
— Делать тут нечего! — передёрнув плечиками, ответила Татьяна Власьевна. — По закону жена принадлежит мужу, и никто не имеет права отнимать её у него…
С важностью человека, которому хорошо известны законы и который убеждён в их незыблемости, Автономова долго говорила Илье о том, что Маше нужно подчиниться требованиям мужа.
— Пусть подождёт. Он — старый, скоро умрёт, тогда она будет свободна, всё его имущество отойдёт к ней… И ты женишься на молодой вдовушке с состоянием… да?
Она засмеялась и снова серьёзно продолжала поучать Илью:
— Но будет лучше, если ты прекратишь сношения с твоими старыми знакомыми. Теперь они уже не пара тебе… и даже могут сконфузить тебя. Все они — грязные, грубые… например, этот, который занимал денег у тебя? Худой такой?.. Злые глаза?..
— Грачёв…
— Ну да… Какие у простолюдинов смешные птичьи фамилии: Грачёв, Лунёв, Петухов, Скворцов. В нашем кругу и фамилии лучше, красивее: Автономов! Корсаков! Мой отец — Флорианов! А когда я была девушкой, за мной ухаживал кандидат на судебные должности Глориантов… Однажды, на катке, он снял с ноги у меня подвязку и пригрозил, что устроит мне скандал, если я сама не приду к нему за ней…
Илья слушал её рассказы и тоже вспоминал о своём прошлом, ощущая в душе невидимые нити, крепко связывавшие её с домом Петрухи Филимонова. И ему казалось, что этот дом всегда будет мешать ему жить спокойно…