Том 5. Стихотворения, проза

Бальмонт Константин Дмитриевич

Снопы

Снопы стоят в полях как алтари. В них красота высокого значенья. Был древле час, в умах зажглось реченье: «Не только кровь, но и зерно сбери». В колосьях отливают янтари, Богаты их зернистые скопленъя. В них теплым духом дышит умиленъе, В них золото разлившейся зари. Как долог путь от быстрых зерен сева До мига золотого торжества. Вся выгорела до косы трава. Гроза не раз грозилась жаром гнева. О, пахари, подвижники посева! В

вас Божья воля колосом жива.

Кровь путает

Кровь путает, толкает и пьянит, Совета лишь в своих вскипаньях спросит. Пятнает, омывает и возносит Дела времен и выси пирамид В пыланьи розы кровь. И хмель ей свит, Хотя она не красный цвет в нем носит. И сеет, сеет. Станет, косит, косит. И лед скует. И явит снежный вид. Отшельник, что десятки лет в пустыне Замаливает грех под звон оков, И девушка, что светит по долине, И смотрит в жизнь, и смотрит в небо сине, Не равны ль вы? Аминь, скажу я, ныне, И присно, и во веки всех веков.

Брусника

Огонь, перебегающий в бруснике, Сошел с махрово-огненных светил, Малину и калину расцветил, Неполно пробежал по землянике. Отобразился в страстном счастья крике, У девушки в щеках, играньем сил, Румянец нежным заревом сгустил, Ее глаза пугливо стали дики. И, чувствуя, что в ней горит звезда, Которой любо всюду видеть алость, Она влагает искру даже в малость. Она смеется, а в глазах беда, Проходит – и пылают города, Проводит в мире огненную шалость.

Мир благовестия

Какой он благолепный, благовонный, Какой он благозвонный, светлый лес. В нем ничего из сказки похоронной, В нем только благовестие чудес. Едва в него вошел, как дух воскрес. Задумчивый, баюкающий, сонный, Зеленых преисполненный завес, Хранитель жизни многомиллионной. Я вижу зыбкий стебель лисий хвост, Я становлюсь тихонько на колени, Чтоб ближе видеть тонкий трепет млений. Кругом в цветах мне зрима россыпь звезд. Вдыхаю сладкий дух благоволений. Мне изумруд к забвенью строит мост.

Наука

Я ласково учусь зеленой тишине, Смотря, как царственны, сто лет проживши, ели. Они хранят свой цвет, приемля все метели, И жалобы в них нет, и жалоб нет во мне. Я голубой учусь у неба вышине, У ветра в камышах учился я свирели. От облаков узнал, как много снов в кудели, Как вольно, сны создав, их в бурном сжечь огне. Я красному учусь у пламенного мака, Я золото беру у солнечных лучей, Хрустальности мечты учил меня ручей. И если мышь мелькнет, и в ней ищу я знака. Зима скует порыв и сблизит берега, И белый мне псалом споют без слов снега.

Среди дерев

Среди дерев, их лап, узлов, рогатин, Столетних елей, благовонных лип, Старинный

шорох, шелест, гул и скрип, Особый лад, который благодатен. Дрожат сквозь листья брызги светлых пятен. А тут, внизу, пробился крепкий гриб. Выводит травка шаткий свой изгиб. Дух павших листьев густо ароматен. Летучей кошкой проплыла сова, И, севши, смотрит круглыми глазами, Не видя. Дождь прошел. И лишь слезами Алмазными чуть-чуть горит трава. Войдем в великий праздник Вещества, Здесь каждый атом полон голосами.

Древесная кора

В коре древесной столько же расщелин Как на пространстве всей земной коры. Вулкан, не есть ли он жерло норы, Где шмель огня, который беспределен? Безбрежен гуд таинственных молелен. Вулкан везде. Во всем огонь игры. С земли до неба, к брату от сестры, Любовный пир, который вечно хмелен. Здесь приютился маленький комок Чуть зримых мшинок. Тихое веселье. Аул среди Дарьяльекого ущелья. Жучки влезают в маленький домок. В природе не найдешь нигде безделья. Они выводят стройный городок.

Охота

Шмели – бизоны в клеверных лугах. Как бычий рев глухой, их гуд тяжелый. Медлительные ламы, ноют пчелы. Пантеры – осы, сеющие страх. Вверху, на золотистых берегах, Горячий шар струит поток веселый. Залиты светом нивы, горы, долы. Несчетных крыл везде кругом размах. Визг ласточек. Кричат ихтиозавры. Как острие, стрижей летящий свист. Гвоздики в ветре, молча, бьют в литавры. Утайный куст цветочен и тенист. И выполз зверь. Шуршит о ветку ветка. Мохнатый мамонт. Жуткая медведка.

Крот

От детских дней я полюбил крота За то, что ходит в бархатной он шубке, И белизной его сияют зубки, И жизнь его среди существ не та. Подземное, ночное, темнота. Меж тем как в солнце жадные голубки Глупеют от пригоршни желтой крупки, Он все одна, и там он, где мечта. Внизу, вглуби, где верно есть аллеи, И духов черных башни и дворы, Где странные полночные пиры, Где земляные черви, точно змеи, С приказом жить лишь там, а если тут Покажутся, немедленно умрут.

Содружество

В саду стоит работавшая лейка, Все политы цветы. Им лучше так. Жасмин земной звезды являет знак. Зеленого вьюнка крутится змейка. Цветов и трав царица-чародейка Лелеет роза в чаше теплый мрак. С ней спорит в алом распаленный мак. В лугах пастух. Стадам поет жалейка. Там дальше лес. А перед ним река, Широкая, хрустальная, немая. Два берега, в русле ее сжимая, Воде дают переплеснуть слегка. И нежный цвет зеленого жука Горит, с травы игру перенимая.