Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
На этот раз петухов разбудили мы, и теперь они смущенно, усиленными кукареку стараются наверстать потерянное время.
Костер наш тускло горит, летят от него искры, и белый дым теряется в темноте ночи.
Раньше половины шестого выступить все-таки не удалось.
Провожать нас вышло все мужское население.
— Мы желаем русским большого счастья. Русские счастливы: когда они приезжают, стихает ветер и светит солнце. Пусть ездят к нам почаще русские, мы будем сыты, и одеты, и в безопасности от хунхузов.
Кстати о хунхузах:
В это время, когда вся трава посохла, а он один зеленеет, его легко находить.
Такие собиратели рискуют нередко жизнью, так как пора ненадежная, и первый выпавший снег заносит быстро едва заметные тропы.
Местность поднимается, лесу больше, китайская сторона Тумангана, по которой мы идем, представляет из себя долину саженей в триста, редко поросшую лиственницей, покрытую высокой сухой травой, которую лошади по пути с удовольствием хватают.
Дороги нет — тропа, но и делать дороги не надо, везде можно пока проехать. Через ручьи даже мостики — это следы китайской комиссии, работавшей здесь двенадцать лет назад, — они шли от Пектусана вниз по течению Тумангана.
На четвертой версте последнее поселение Пургун-пау.
На двенадцатой версте гора Цын-сани, считаемая корейцами святою. Она имеет оригинальную форму верхней части человеческого туловища, с отсеченной головой и руками.
Высота горы футов семьсот над нами.
На вершине ровная плоскость саженей в тридцать. На ней, говорят корейцы, есть громадная каменная плита, на которой гигантская шахматная доска. Это богатыри в часы отдыха играют в шашки.
С Пектусана видна [8] эта гора и следующая за ней к востоку Пук-поктоуй, имеющая вид гигантского лица, лежащего вверх к небу.
Через эту гору дорога и перевал в Консан и Тяпнэ.
Наша дорога все время идет долиной Тумангана, который здесь — только звонкий прозрачный ручей.
8
Корейцы говорят: эти две горы получают лучи от Пектусана и поэтому они тоже священны. (прим. автора)
Местность поросла почти исключительно лиственницей. Золотистые густые иглы ее уходят вверх и оттеняют чистую, нежно-яркую лазурь осеннего неба.
На двадцатой версте, на перевале, в первый раз мы увидели и Пектусан и Собексан (Малый Пектусан).
Затем его видно часто, а с места, где я пишу, тридцать восьмая верста от Тяпнэ, Пектусан как на ладони.
Редкий, везде горелый лес не мешает смотреть на него.
Только сейчас я разобрался в этой горе. Она кругла, но сбоку виден только диаметр ее, — остальное должно дорисовывать воображение. Диаметр громадный (корейцы определяют верхнюю окружность в 170 ли, а окружность озера в 80 ли). Тогда,
Два вида Пектусана были очень эффектны.
Вчера, при закате, он был прозрачно-бело-зеленовато-молочный.
Сегодня, до восхода солнца, в тумане утра, он обрисовался на горизонте громадной, цвета серого жемчуга, поднятой к небу круглой горой.
Теперь вид его не так эффектен.
В оврагах он покрыт снегом, и это и делает его белым. Летом же он черный, и только кайма в самом верху, там, где пемза, как будто светлее.
Ночевали в глухом месте, у подножья какой-то красной горы, по-корейски — Хансоу-сани — красная земля, вероятно, киноварь в ней. Масса нор в ней.
Тут же шумит Туманган, через который даже мост устроен для двенадцать лет тому назад бывшей здесь китайской комиссии. Есть сухая переправа для лошадей и масса сухого леса.
Мы развели пять костров, спасаясь от владык этих мест, — тигров, барсов и хунхузов.
Кстати о них: сегодня проехали шалаш из веток со свежими следами людей, — костер был еще теплый. В шалаше нашли две вязанки целебного корня хуанзо, который продается по 25 зон фунт.
Товару рублей на тридцать. Очевидно, эти несчастные хунхузы — два человека — при нашем приближении убежали в лес.
Также убежал и барс, которого видел Н. Е.
Попалось несколько косуль, стреляли, но пока неудачно.
Вечер. По очереди караулить эту ночь должен был я.
В девять часов для вящего страха несколько раз выстрелили.
Я поставил свой столик у костра и решил, чтоб скоротать время, заниматься английским языком.
Правду сказать, спать безбожно хотелось.
Выручили корейцы при вьюках: — Ложитесь все спать, потому что мы все равно спать не можем. У нас нет теплого платья, да и за лошадьми все равно смотреть надо.
Я не заставил себя дважды просить: и сам лег и своих людей снял с караула.
29 сентября
В три часа корейцы разбудили нас. Итак, в царстве хунхузов, тигров и барсов все благополучно.
— А що им тут делать? — отзывается презрительно Бибик, — так никого до самого конца и не встретим.
— А пишут, а говорят.
— Хоть и пишут, хоть и говорят.
Сегодня штыки отвинчены, ружья в чехлах, и только Н. Е. не теряет надежды на охоту, едет впереди и держит ружье наготове.
Я было поехал за ним, но увлекся фотографией, затем сел писать и теперь один в мертвой тишине осеннего, да еще выгорелого леса, под чудным ясным сводом голубого, как бирюза, неба. Что-то проскочило в мелкой чаще, коричневое — прыжками: косуля или барс? Не все ли равно — грозный облик этих мест уже разрушен, беспечность русская вошла уже в свои права. Россия, Европа, Азия, Пектусан — земля везде кругла.
Вчера Бибик, отстав, выстрелил в ворону, а П. Н. свалился с лошади.
— Я думал, — говорит он, вставая, — что это меня убили хунхузы.