Том 6. Дураки на периферии

Платонов Андрей Платонович

Чаадаев. Здесь юность, она же есть лучшее яство для души…

Василий Львович. Для души! Ах так, — верно и справедливо… А ведь у каждой души, ниже ее, живот есть! Вот, батюшка, — я поэт, а рассудком здрав!

Александр (к Петрову). Захарий! Иди сюда, Захарий… Ешь сыр со мной. Где ты был, Захарий, я соскучился…

Захарий. Служил, Саша, — царю служил…

Александр. И что получилось?

Захарий.

Да ни черта!.. А ты кому служил — Музам? Ну как они?

Александр. Они, Захарий, старушки!

Дельвиг. А еще, господа, говорят, что это…

Пущин. Подожди, Антон!

Дельвиг. Мне некогда… Говорят, звезда на землю летит — и нам всем гроб!

Кюхельбекер. Если не встрянет человеческий разум, нас поглотят роковые силы, — так полагали и Жан-Жак Руссо, и сам Бернарден де-сен-Пьер!

Василий Львович. Бернарден де-сен-Пьер? Ого! Серьезно!..

Пущин. Прекрасно! Звезда — молодец: сколь негодяев погубит!

Кюхельбекер. Однако ж и тебя, Жан, и меня!

Пущин. Да, тебя мне жаль, это напрасно…

Александр. А самого себя, Жан, а самого себя?

Пущин. Самого себя не жаль, Саша… Придется, пожалуй, жить с честью, и тогда все равно погибнешь. Ты знаешь!

Александр. А так не надо! Пусть гибнут одни негодные… Не грусти, Жан!

Василий Львович. Я поспешаю, я поспешаю!

Чаадаев. Куда, куда, Василий Львович?

Василий Львович. На месте, на месте… Я сочинил поэму о деяниях Петра… Я хочу вас ознакомить, господа, с новым своим сочинением, ведь здесь присутствуют поэты, мои земляки с Парнаса…

Кюхельбекер. И я прочитаю! И у меня есть поэма в кармане — и также о Петре.

Александр. Друзья, нам гроб!

Василий Львович. Ты что?

Александр. Нам гроб, — звезда падучая, лети на нас скорее!

Смех. Дельвиг открывает крышку фортепьяно, бренчит на клавишах.

Василий Львович (несколько обиженный). Вы монстры и курьезы!

Чаадаев (к Василию Львовичу). Извините их… Юность свободна, с ней трудно нам, старикам.

Василий Львович. Сыграйте марш «На взятие Парижа».

Чаадаев. Не стоит… А вот — песню пастушка. (Играет старинную песнь пастушка, простую тихую мелодию).

Александр. Захарий! Ты воин: когда же ты завоюешь нам вольность?

Захарий. Да когда хочешь, Саша, — хоть сейчас!

Александр. Ты шутишь со мной?

Захарий.

Я люблю тебя, Саша…

Александр. Правду говоришь?

Захарий. Правду!

Александр. А почему вольности все нету и нету?

Захарий. За дело никто не брался. Надо было взяться как следует, взяться круто, по-солдатски, — и дело выйдет!

Александр. И один ты можешь взяться за дело?

Захарий. Могу! А другие после явятся.

Александр. Возьмись, Захарий!

Захарий. А зачем, Сашенька, зачем? Царем придется стать, а я не хочу!

Александр. Почему? Побудь царем, Захарий!

Захарий. Лишнее, лишнее, Саша! Я не хочу быть царем, я с вами хочу быть — запросто, весело, счастливо… Здесь и есть отрада жизни, а другой нету. Она в дружбе, Сашенька! А станешь царем — друзей не будет!

Александр обнимает Захария.

Захарий. А вольность я тебе добуду. Только ты не суйся — боже избавь! Для этого дела нужен наш браг!

Александр. А я и без тебя могу ее добыть!

Захарий. Ишь ты! Ах, милый мой… Я знаю, ты все можешь!

Чаадаев с песни пастушка перешел на застольную песню, играет ее. Все собираются вокруг стола, берутся за руки в счастливом дружелюбии.

Дельвиг (поет; все движутся вокруг стола).

Друзья, досужный час настал; Все тихо, все в покое; Скорее скатерть и бокал! Сюда, вино златое!.. Под стол холодных мудрецов, Мы полем овладеем; Под стол ученых дураков! Без них мы пить умеем…

Все подпевают Дельвигу.

Дельвиг (протягивая руки к Александру).

Приблизься, милый наш певец, Любимый Аполлоном! Воспой властителя сердец Гитары тихим звоном… Запойте хором, господа, Нет нужды, что нескладно; Охрипли? — это не беда: Для пьяных все ведь ладно…

Все тесно окружают Александра. Александр берет Кюхельбекера за руки.