Том 6. Казаки
Шрифт:
«Слишкомъ много самолюбiя, maman», прибавила старшая Графиня.
Прiятели, провожавшiе его наканун, посл обда въ клуб тоже разговорились о немъ. Они оба любили Оленина, и близко знали его.
— У него есть странное свойство характера искать во всемъ оригинальности. Зачмъ ему было хать на Кавказъ, я ршительно не понимаю. Поправить дла онъ могъ бы и здсь; во-первыхъ, могъ жениться. А потомъ, просто могъ пожить въ деревн, или даже служить, помилуй, у него родня. Записали бы его въ Министерство и кончено. — Только въ карты бы ему перестать играть», сказалъ одинъ.
«Сколько разъ онъ общалъ перестать и не могъ», сказалъ другой: «у него характера нтъ — вотъ что. Пустой малый!»
— «Какъ характера
— «Смшонъ онъ бывалъ, когда онъ прiдетъ, бывало, ко мн ночью въ какомъ нибудь гор и начинаетъ врать, Богъ знаетъ что... Мой Григорiй возненавидлъ даже его».
Въ дамскомъ свтскомъ обществ тоже зашелъ разъ разговоръ про Оленина.
«Да онъ и мало здилъ въ свтъ эту зиму», сказала одна дама. Il fr'equentait tr`es mauvaise societ'e, `a ce qu'on m'a dit.[74] Это небольшая потеря для насъ, прибавила она, замтивъ, что одна изъ двицъ покраснла.
— «Все таки оригинальный человкъ», — сказалъ кто-то. «Не такой, какъ вс».
— «Да, желанье казаться оригинальнымъ отъ недостатка ума и образованiя», сказала хозяйка дома. «Какъ много кричали про этаго господина, когда онъ только появился въ свт, какъ вс находили его милымъ и умнымъ и какъ скоро онъ разочаровалъ всхъ».
Управляющій, вольноотпущенный человкъ еще отца Оленина, былъ очень доволенъ отъздомъ молодаго барина и такимъ образомъ выражался о молодомъ барин: — Я ему давно говорилъ: «что, молъ, вы, Дмитрій Андреичъ, нигд не служите, такъ болтаетесь? въ ваши годы молодые на Кавказъ бы вамъ, въ военную службу. А то что жъ здсь вы только себя безпокоите и дла никакого не длаете. А на меня, молъ, можете положиться, что какъ при вашемъ папеньк 26 лтъ хозяйство не упускалъ, и безъ васъ не упущу. Прідете, спасибо Андрюшк скажете». А то вдь смотрть жалко было право, какъ имешь привычку съ малолтства къ ихъ дому и къ роду то ко всему ихнему. Самый пустой баринъ былъ. Прідутъ бывало весной, скучаютъ, — то за книжку возьмется, то на фортепьянахъ, то ходитъ одинъ по лсу, какъ шальной какой. Даже Лизавета Михайловна посмотрятъ и скажутъ бывало: «Что мн, говорить, Андрюша, съ нимъ длать, ужъ такъ я люблю его». — Служить его пошлите, матушка, говорю, или жените. — «Женить то, говоритъ, какъ его?» Въ прошломъ году проигрался въ Москв тысячъ 15 и пріхалъ, самъ за хозяйство взялся. Что чудесилъ! Ничего то не знаетъ, а тоже приказываетъ. Со мной то еще бы ничего, я могу его понимать, бывало т`o говоритъ, что разобрать нельзя и совсмъ невозможное, я все говорю: слушаюсъ, будетъ исполнено, а, извстно, длаешь какъ по порядку; а то съ мужиками свяжется, тамъ какъ на смхъ поднимали. Пріхалъ съ весны, по ржамъ похаль. «Вымочка, говорить, зачмъ? Это можно бы было снгъ свезти». Или: «зачмъ, говорить, крестьянъ поголовно посылать, это никогда не надо и въ рабочую пору никогда отнюдь не посылай больше 3 дней въ недлю». — Слушаю, говорю. Въ одно лто, мало положить, тысячи на четыре убытка сдлалъ и мужиковъ замучалъ. Все по крестьянамь ходилъ, лошадей имъ покупалъ, песочкомъ пороги приказывалъ усыпать, школу, больницу завелъ. А ужъ ничего чуднй не было, какъ онъ самъ съ мужиками работалъ. Измается такъ, что красный весь, потъ съ него такъ и льетъ, а все отстать не хочетъ косить, снопы подавать, либо что. Стали разъ тоже съ мужиками силу пробовать. Умора глядть. Нарочно скажешь: что молъ вы безпокоитесь, а онъ еще пуще. И мужики то смялись, бывало, и бабы тоже. Ну, на счетъ этихъ глупостей, грхъ сказать,
Говорили еще о молодомъ человк портной Monsieur Chapel, которому онъ остался долженъ 678 р. серебромъ, и членъ Англійскаго клуба Г-нъ Васильевъ, имвшій выигранный въ карты вексель на Оленина въ 8.700 р., и еще кое кто, кому онъ остался долженъ въ Москв.
Monsieur Chapel перенесъ счетъ Оленина въ другую книгу, узнавъ, что онъ ухалъ, и приводилъ его въ примръ опасности кредита русскимъ барамъ.
Mais tout de m^eme c''etait un garcon qui ne manquait pas d''esprit,[75] прибавлялъ онъ, становясь на колни передъ новой pratique,[76] застегивая и обдергивая.
Г-нъ Васильевъ вышелъ изъ себя, узнавъ о отъзд своего должника. Его не столько огорчило то, что стало меньше надежды получить деньги, сколько то, что ухалъ игрокъ, наврно проигравшій ему тысячъ тридцать, и съ котораго была надежда выиграть еще столько же. Но ему показалось, что онъ сердится на безчестность своего должника, и такъ понравился этотъ благородный гнвъ, что онъ показывалъ всмъ вексель, говоря, что онъ отдастъ его зa полтинникъ, и уврялъ, что «вотъ человкъ, которому я чистыми переплатилъ тысячъ десять! Нтъ, игры нтъ больше, самъ проиграешь, платишь, а выиграешь разъ въ жизни и сиди». Однако Васильевъ тотчасъ же подалъ вексель ко взысканію и получилъ деньги.
«Что вы мн ни говорите, mon bon ami»,[77] говорила мать Оленина своему старому другу и двоюродному брату, который упрекалъ ее въ томъ, что она позволила сыну разстроить имнье и ухать на Кавказъ, — «что вы мн ни говорите, a Dmitri такъ благороденъ. Il faut que jeunesse se passe.[78] И мы съ вами шалили.
* Из копии № 9.
«Сходи!» сказалъ ужъ посл урядникъ, оглядываясь вокругъ себя. «Твои часы что ли, Гурка? Иди!»
— «И то ловокъ сталъ Лукашка твой», прибавилъ урядникъ, обращаясь къ старику: «все, какъ ты, ходить, дома не посидитъ, намедни убилъ одного».
— «Мы убьемъ, только со мной поди», сказалъ Лукашка, поддерживая ружье и сходя съ вышки. — «Вотъ дай срокъ, ребята въ секретъ пойдутъ, такъ я теб укажу», прибавилъ онъ. — «Вотъ житье твое, право зависть беретъ, гуляй добрый молодецъ, да и все», сказалъ Лукашка. «А мн на часахъ стоять хуже нтъ. Скука, злость возьметъ».
— «Гм! гм! сходить надо, надо сходить», проговорилъ старикъ самъ себ: «а теперь тутъ подъ чинарой посижу, може и точно ястребъ».
— «Летаетъ, дядя, летаетъ!» подхватилъ Назарка, и опять сдлалъ колнцо, опять разсмшившее народъ на кордон.
— «Дура-чортъ!» крикнулъ Лукашка. «Не врь, дядя, а со мной пойдемъ, на полян видлъ я точно».
13.
Лукашка вошелъ въ избу, повсилъ на деревянный гвоздь оружiе и черкеску. Въ одномъ бешмет еще замтне стала широкая кость его сложенья. Онъ досталъ лепешку и, пережовывая, подошелъ къ лежавшему казаку.
«Дай испить, дядя», сказалъ онъ, толкая его: «глотка засохла».
Казакъ видно не хотлъ давать.
Ну!.. сказалъ Лукашка, хмурясь.
«Ужъ нечто для тебя», сказалъ казакъ, продирая глаза. «Нацди чапуру, Богъ съ тобой, я говорю, не жалю!»
— «Спаси Христосъ, что не пожаллъ», сказалъ Лукашка, утирая широкiя скулы и выходя изъ двери.
— «И жаль было, да малый хорошъ», проговорилъ казакъ и опять легъ: «малый, я говорю, хорошъ».
— «Пойти пружки[79] поставить», сказалъ Лука: «время хорошо». Захвативъ бичевку, онъ съ дядей Ерошкой пошелъ на поляну.
— «Не ходи безъ ружья, убьютъ!» крикнулъ ему урядникъ.
Лукашка не отвтилъ и въ лсу скоро послышался его голосъ. Онъ ходилъ, отыскивая фазаньи тропки и разставляя на нихъ пружки, и плъ про короля Литву.