Том 6. Может быть — да, может быть — нет. Леда без лебедя. Новеллы. Пескарские новеллы
Шрифт:
Турлендана стал терпеливо понукать его, ударяя по спине уздой. Но заупрямившееся животное пригнуло к земле колени и положило голову на песок, как будто решив оставаться здесь долгое время.
Окружающие, очнувшись от первого изумления, хором воскликнули:
— Барбара! Барбара!
Они часто видали обезьян, так как моряки нередко привозили их из дальних стран на родину вместе с попугаями и какаду, поэтому они смело дразнили Цавали и давали ей большие зеленые миндалины, которые обезьяна раскусывала и жадно съедала свежие и сладкие зерна.
После долгих толчков и криков Турлендане удалось наконец сломить упрямство верблюда.
Со всех сторон стали сбегаться солдаты и горожане, чтобы подивиться тому, что происходило на понтонном мосту. Солнце, спускаясь за Гран-Сассо, озаряло все весеннее небо веселым розовым цветом; от влажных лугов, от поверхности воды и от болот целый день подымались испарения, благодаря чему дома, паруса, мачты, растения и все предметы принимали розовый оттенок и, погруженные в этот цвет, казались прозрачными и теряли рельефность очертаний.
Мост, похожий на огромный плавучий паром, скрипел под тяжестью грузов. Народ оживленно толпился на нем. Стиснутый толпой, Турлендана со своим зверинцем остановился посреди моста. Огромный верблюд, возвышаясь над морем голов, фыркал и выгибал во все стороны шею, напоминая какого-то баснословного дракона, покрытого шерстью.
Так как любознательной толпе было уже известно имя животного, то благодаря врожденной любви к шуткам и радостному настроению, вызванному чарами весеннего вечера, все кричали:
— Барбара! Барбара!
Слушая этот ликующий крик, Турлендана, прижатый к груди животного, почувствовал прилив почти отеческой нежности.
Вдруг ослица начала ржать таким диким голосом и с такой глубокой страстью, что всеми овладело единодушное веселье. От одного конца моста до другого прокатился звонкий смех толпы, похожий на гул потока, свергающегося с горной кручи.
Перейдя мост, Турлендана, которого никто не узнал, начал пробиваться сквозь толпу.
Когда он очутился у городских ворот, где женщины продавали свежую рыбу в больших камышовых корзинах, Бинки-Банке, маленький человечек с желтоватым и сморщенным, как выжатый лимон, лицом, подошел к нему и предложил ему, как предлагал всем чужеземцам, свои услуги в деле приискания постоя.
— Свирепый? — предварительно спросил он, указывая на Барбара.
— Нет, — улыбаясь, ответил Турлендана.
— Ладно! — сказал, успокоившись, Бинки-Банке, — пойдем в харчевню Розы Скиавоны.
Все время сопровождаемые толпой, они прошли через рынок, затем через Сант-Агостино. У окон и на балконах показывались женщины и дети, они с удивлением смотрели на верблюда, восхищались грациозными движениями ослицы и смеялись над ужимками Цавали.
Барбара, проходя мимо низкой веранды, увидел там пучок сухой травы; он вытянул шею, раскрыл рот и сорвал траву. Женщины, стоявшие на веранде, испустили крик ужаса, передавшийся к ближайшим террасам. Стоявший на улице народ громко смеялся, крича, как во время карнавала.
— Viva! Viva!
Всех опьяняло необычное зрелище и весенний воздух. Дойдя до дома Розы Скиавоны, находящегося вблизи Портазале, Бинки-Банке жестом остановил шествие.
— Здесь, — сказал он.
В этом низеньком одноэтажном домике был всего лишь один ряд окон, нижние части стен были сплошь покрыты циничными надписями и рисунками. У среднего окна висел фонарь, оклеенный красной бумагой.
Там останавливался всякого рода пришлый и
Главным посредником всего этого сброда был Бинки-Банке, а покровительницей их — Роза Скиавона.
Услышав шум, женщина вышла на порог, она казалась порождением карлика и свиньи.
— Кто это? — спросила она с видом недоверия.
— Это христианин, которому нужен постой вместе с животными, донна Роза.
— Сколько животных?
— Вот эти трое, донна Роза: обезьяна, ослица и верблюд.
Толпа не слушала этого разговора. Одни дразнили Цавали, другие ощупывали ноги Барбара, осматривая твердые круглые наросты на коленях и на груди. Два надсмотрщика грузов соли, не раз бывавшие в портах Малой Азии, громко рассказывали о пользе, приносимой верблюдами, и предложили рассказать о каком-то верблюде, который танцевал, держа на длинной шее музыкантов и полуобнаженных женщин.
— Расскажите! Расскажите! — просили служители, желая услышать необыкновенную историю.
Все молча окружили надсмотрщиков, их глаза горели страстным желанием испытать неизведанное удовольствие.
Тогда один из надсмотрщиков, уже немолодой человек, с вывороченными от морских ветров веками, начал рассказывать об азиатских странах. Постепенно собственные слова увлекали и опьяняли его.
Какой-то экзотической негой веяло от заката.
В воображении толпы выступали сказочные берега, озаренные ярким светом. Сквозь арку Портановы, на которую уже легла тень, виднелись на реке барки с солью; так как соль поглощала весь свет сумерек, то барки казались сделанными из драгоценного хрусталя. На небе, подернутом зеленой пеленой, всходил серп новолуния.
— Рассказывайте! Рассказывайте! — просила молодежь.
Между тем Турлендана устроил на ночлег животных, накормил их и ушел в сопровождении Бинки-Банке, толпа продолжала слушать рассказы стариков, стоя у входа в конюшню, где за сплетенной из канатов высокой решеткой то показывалась, то скрывалась голова верблюда.
— Имеются ли тут трактиры? — спросил на улице Турендана.
— Да, сударь, имеются, — ответил Бинке-Банке, затем, подняв свои большие загорелые руки, он начал пересчитывать по пальцам: — Трактир Сперанцы, трактир Буоно, трактир Ассоу, трактир Царриканте, трактир Турленданы.
— Ага, — спокойно проговорил спутник.
— Вы здесь бывали когда-нибудь, сударь? — спросил Бинки-Банке, подняв свои острые зеленоватые глазки.
И, не дождавшись ответа, он начал рассказывать со словоохотливостью, составляющей природное свойство пескарцев:
— Трактир этот очень большой, и продается там лучшее вино. Хозяйка уже четвертый раз замужем.
Он засмеялся, и его смуглое лицо сморщилось.
— Ее первым мужем был Турлендана, он был матросом и плавал на судах неаполитанского короля, бывал в Индии, во Франции, в Испании и даже в Америке. Он исчез вместе со своим судном, и до сих пор он не возвращался. Это было, пожалуй, лет тридцать тому назад. Он обладал силой Самсона: одним пальцем подымал якорь… Бедный парень!.. Да, кто уже попал на море, тому конец там.