Том 6. Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война
Шрифт:
Только спустя двое суток официально сообщили о захваченных в Киркилиссе трофеях: 1.200 пленных, 2 аэроплана, 46 пушек, 12 тяжелых орудий и архив гарнизона. Это, во всяком случае, гораздо меньше того, что здесь ожидалось… Мнимо-"достоверные" частные источники и совершенно недостоверные софийские газеты сообщали о десятках тысяч пленных, с ружьями, провиантскими складами, палатками и пр. О количестве убитых и раненых с той и другой стороны официальное извещение не говорит ни слова. Частным образом министры утверждают, что раненых мало. Это вполне вероятно, — т.-е. что жертв относительно мало, — ибо все заставляет предполагать, что турки совершенно не надеялись отстоять Киркилиссе и защищались, главным образом, для того, чтобы выиграть время. Если это верно, — значит, турки отступили своевременно, оставив для прикрытия артиллерийский батальон, который и взят был болгарами в плен. Ходячая здесь характеристика лозенградской крепости
И г. Тодоров, нынешний министр финансов, и г. Ляпчев, его предшественник, с большим удовлетворением говорили мне о состоянии болгарских государственных финансов. Национальный банк может предоставить в распоряжение государства около 80 миллионов франков золота. Из этой суммы 10 миллионов депонированы в парижском и нидерландском банках, как гарантия уплаты по займам. Остается еще возможность расширения бумажно-денежного обращения, но эта возможность имеет свои естественные пределы, которые эмпирически устанавливаются возрастанием лажа на золото. На государственном иждивении находятся уже в течение почти четырех недель свыше 360 тысяч душ, и число это все возрастает, приближаясь к 450 тысячам. Расход на солдата в день равен приблизительно 5 франкам. Это составляет ежедневный расход в 2 миллиона франков, или 60 миллионов в месяц! Уже этот короткий расчет показывает, что Болгария, как и ее союзники, не может тянуть войны в течение месяцев, а должна стремиться закончить ее в недели.
Но финансовая сторона дела не является, пожалуй, самой важной. Соотношение сил Болгарии и Турции еще более властно требует форсированного ведения кампании. Об этом говорилось уже не раз: каждый лишний день дает возможность Турции мобилизовать ее азиатские резервы и сосредоточить их на том пространстве, где будет решена судьба всего балканского предприятия: между Адрианополем и Константинополем. С начала мобилизации прошло уже 26 дней. Борьба за обладание Адрианополем должна была отнять еще недели, а за это время Абдуллах-паша мог бы подвести к фортам Адрианополя полевую армию в 200–300 тысяч душ. Вся болгарская тактика может и должна быть поэтому рассчитана на быстроту и натиск. А при таких условиях совершенно естественным является предположение, что главная болгарская армия не станет терять времени под адрианопольскими стенами. Оставив там отряд, достаточный для того, чтобы держать в связанном состоянии адрианопольский гарнизон, сама отправится (вернее сказать: отправилась) от Киркилиссе к югу — искать столкновений с той главной турецкой армией, которую Абдуллах-паша успел до настоящего времени объединить под своей командой.
Л. Троцкий и Х. Кабакчиев. "Очерки политической Болгарии".
Изнанка победы
До сих пор война являлась нам одной своей стороной: она уводила из деревень и городов цвет мужского населения, погружала в поезда и отправляла на театры будущих военных действий. Этот процесс еще не закончился, мобилизация доделывает свое дело, одновременно идет набор рекрутов, воинские поезда продолжают выкачивать трудовое население страны. Но навстречу идет уже другой поток. Поезда в течение двух последних дней не только отвозят, но и привозят. Великая убыль частично замещается. Я говорю
Прибытие раненых не успело еще наложить траурного отпечатка на жизнь города: прежде всего, раненых пока немного здесь: две-три сотни; притом это не софийцы, а все люди из далеких мест. Раненые софийцы размещены в Филиппополе, Сливне и других местах. В больнице Красного Креста еще много свободных кроватей, у сестер еще свежий, неистомленный, неистерзанный вид, дамы из богатого софийского круга приносят с собой в больничные палаты цветы и запах духов, снимают с правой руки перчатку и красивыми нежными пальцами гладят больным лоб и щеки, покрытые холодной испариной. Пленных еще мало, и они в диковинку. Ими интересуются, разглядывают их и «интервьюируют». Вчера из Мустафа-Паши прибыло 320 душ, в том числе 20 болгар (православных), 2 армянина, 1 горец-еврей, остальные — турки.
Но их будет все больше — и тех, и других. Теснее придется составить койки в софийских больницах, сестры не будут успевать сменять свои белые передники каждый раз, когда на них брызнет свежая кровь, глаза у сестер будут не оживленно-приветливые, как сейчас, а устало-воспаленные, и не хватит в Софии цветов, которыми теперь дамы украшают больничные палаты…
Едва была объявлена мобилизация, как на Балканы потянулись журналисты всех стран. Они заполняли в Белграде и в Софии все отели, кафе и приемные министров. Бранили министров, когда те отказывали в интервью, бранили телеграфистов за слишком медлительную работу, бранили правительство и генеральный штаб, которые слишком долго не открывали военных действий. Время от времени им давали понять, что война ведется, собственно говоря, не для синематографов и газет, что для военных действий имеются и другие побудительные причины. Вскоре после открытия военных действий журналисты — за небольшими исключениями — уехали с главными квартирами; опустели отели и кафе. Теперь им на смену приезжают санитары: русские, немцы, австрийцы, чехи. С красными крестами на предплечных повязках, с сумочками через плечо, они бродят группами по улицам, ожидая «назначения». Встретил вчера нескольких русских сестер, которые с растерянным любопытством проталкивались сквозь толпу.
— Ждем вот назначения. Говорят, нас в самый этот… куда это сказывали?
— Будто в Лозевый…
— Может быть, в Лозенград?
— Так и есть, — обрадовалась сестра, — в Лозенград… А верно это говорят, будто болгары опять турок разбили?
— Верно: под Люле-Бургасом.
— Это хорошо.
— Хорошо?
— Хорошо! — уверенно говорит сестра.
Дважды ездил смотреть пленных, помещающихся в казарме 4-го крепостного артиллерийского полка. Для этого приходилось предварительно отправляться в комендантство хлопотать о разрешении.
Благодаря военному положению, в комендантстве сосредоточены теперь все административные нити. Душно, тесно, накурено и шумно. Обстановка, приемы, слова и жесты — наши, родные, российские. Вот какой-то пожилой, по-городскому одетый человек просит о пропускном свидетельстве в Филиппополь, где у него раненый сын в госпитале. Шепчется о чем-то с помощником коменданта…
— Ну, ладно, поезжай. Только никому не говори, что я разрешил тебе: чтобы не приставали.
Немец в штатском, но с военной выправкой, тычет без слов какую-то бумагу. Помощник его не понимает, приходится служить переводчиком. Оказывается, немец — фельдфебель германского имени Фердинанда болгарского полка, вызвался добровольцем в болгарскую армию, приехал сюда на свой счет, но вот уже второй день никак не добьется толку…
— Скажите ему, пожалуйста, чтоб он шел к адъютанту военного министра. Если оттуда будет предписание, я выдам ему проходное свидетельство и бесплатный билет до Старой Загоры.
— Да он дважды уже был в военном министерстве. Там его к адъютанту не пустили, а послали сюда. Может, вы по телефону справитесь в министерстве?
— Не дозвонишься: телефон военного министерства все время занят. Да и что он там будет делать в армии без языка, немец этот самый?
— Говорит, что разберется. Мы, немцы, — говорит, — знаем, что делать на военном поле. Болгарский посланник ему в Берлине, — говорит, — обещал, что он будет принят в действующую армию и представлен царю, шефу его полка.
Разрешение посетить пленных готово, и я покидаю злополучного немецкого фельдфебеля, который собрался бить турок — по той собственно причине, что полк его зовется именем царя Фердинанда…
Ополченец у ворот казармы пытался было не пустить нас. Мы показали ему бумагу. Но он оказался неграмотным, и бумага не произвела на него никакого впечатления. Позвали старшего, и дело уладилось. В огромном четырехугольнике двора, фасад которого образует казарма, а три стороны — конюшни, стоят лошади, группы ополченцев и новобранцев, десятка два пленных вывозят в тачках из конюшни навоз. Мы хотим снять эту картину, но старший не дает.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
