Том 7. Перед восходом солнца
Шрифт:
Все лето бригада вела непрерывные бои.
Товарищ Герман не давал немцам передышки, не давал им инициативы. Его бригада постоянно была в действии, в движении.
Отряд Германа иногда соединялся вместе, чтобы нанести немцам сокрушительный удар, а иногда, поделившись на группы, уничтожал отдельные немецкие гарнизоны, находящиеся в волостях и уездах.
He довольствуясь этим, Герман то и дело рассыпал вокруг маленькие диверсионные группы, которые взрывали мосты, снимали железнодорожную охрану и сбрасывали эшелоны под откос.
Но все эти
Гитлеровцы стали понимать, что земля под их ногами горит, что в тылу у них огромный пожар. Они пробовали затушить этот пожар, но не смогли этого сделать. Ветер гасит искры, но не пожары. Пожары от ветра разгораются еще сильней.
Устрашенные этим, немцы стали снимать с фронта некоторые свои соединения, для того чтобы подавить партизан или хотя бы приглушить их активность. Но и тут немцы были скованы — они не могли снять достаточное количество своих солдат, без того чтобы не обнажить растянутые позиции.
Против бригады товарища Германа немцы все же собрали значительные силы, и 5 июля 1943 года бригада была окружена у деревни Станки, Сошихинского района.
Об этом окружении немцы поспешно сообщили партизанам в своих листовках, в изобилии сброшенных с самолета.
В листовках немцы предложили партизанам капитулировать, так как положение их совершенно безнадежно — они окружены кольцом.
Партизаны знали, что слова немцев отчасти справедливы. Заставы кругом натыкались на пулеметный огонь, и разведчики возвращались с известиями, что немцы непрерывной цепью охватили значительный участок, занятый партизанами.
Однако никакого замешательства у партизан не произошло. Видя своего командира в полном спокойствии, они говорили:
— Герман с нами — значит, все в порядке.
Герман действительно хладнокровно отнесся к известию об окружении. Он лично расставил заставы и сам обошел все пункты, где можно было ожидать наступления.
Однако немцы не стали наступать. Они только подняли треск из автоматов и минометов. И решили ждать капитуляции, сбросив для этой цели свои листовки, в которых устрашали партизан уничтожением, если они не сдадутся.
Одну из таких листовок партизаны подали Герману.
Внимательно прочитав листовку, Герман сказал:
— В листовках такой же треск, какой мы сейчас слышим вокруг. Богат мельник шумом. О чем говорит эта листовка? Да в первую очередь о том, что у немцев сил не хватает нас задушить. Где это видано, чтобы немцы миндальничали с партизанами — писали бы им записки, объяснялись в любви? Да если б у них хватило сил, они бы и без всякого писанья обошлись. Задушили бы нас с превеликим удовольствием. А тут пишут, глаза портят, дорогие чернила тратят. И сами неподвижно сидят, мечтают при луне, когда мы руки вверх подымем.
Партизаны засмеялись. Один из них сказал:
— Быть может, они, товарищ Герман, потерь боятся — потому и не идут в наступление. Быть может, они стращаются наступить ногой на минное поле
Герман сказал:
— Немцы не боятся потерь, когда у них теплится надежда на успех. В этом случае они кидают в огонь сотни своих солдат. Нет, не жалость к своей живой силе я тут вижу, читая эту листовку. Тут черным по белому сказано, что у них нехватка в силах.
Подумав немного, Герман сказал:
— Они кинули листовки, чтобы нас испугать. Подумали, что мы раскиснем, сдадимся, узнав об окружении. Они считают, что мы дураки. Не способны ни к какому анализу. Нет, верно, я все больше убеждаюсь в том, что немцы считают нас дураками, у которых заморозки в голове. Со своей немецкой упрямостью они думают, что из всех народов только они умны. А остальные — коптят-де небо своим присутствием.
Партизаны снова засмеялись. Герман продолжал:
— Вот и выходит, что немцы переоценили себя, недооценили противника. Это и есть то, что мы называем ошибкой в стратегии. Вот в этом-то пункте они, по-моему, запнутся, да и запнулись уже на своем шумном военном пути.
Партизаны с любопытством слушали своего любимого командира.
Улыбаясь, Герман продолжал:
— Да, они запнулись на этом пути. Превыше всего они думали о своем уме, о своей тактике, о своем военном искусстве. А на противника глядели сверху вниз. Вот и получили Сталинград. И получат еще и еще, как говорится, — «дондеже не прослезятся».
Заканчивая свою беседу с партизанами, Герман сказал:
— Они окружили нас. Допустим, что это так. Но плотное ли у них кольцо вокруг нас? Нет, оно не плотное. Иначе не было бы их листовок. Мы прорвем это кольцо. В этом можно не сомневаться. Пойдем на них днем, но ближе к вечеру, с тем чтобы после прорыва сделать переход ночью. Не скажу, что у немцев куриная слепота, но они ночью неважно ориентируются. Не любят ночного боя в полевой обстановке.
В тот же день, разведав удобные пути, бригада двинулась на немцев.
Наступали цепью. Впереди шли коммунисты. Неожиданно в передней цепи появился Герман, хотя товарищи упрашивали его поберечься. Герман шел открыто, не пригибаясь к земле. Обычно он сердился на партизан за всякую браваду, но сам он позволял себе не слишком считаться с огнем. И счастье сопровождало его всегда.
Немцы сдерживали натиск партизан огнем из автоматов и фланговым пулеметным огнем.
Однако партизаны неуклонно продвигались вперед.
Теперь первая цепь перебегала открытое поле. Не оставалось сомнения, что немцы будут опрокинуты.
Но вот впереди произошло какое-то замешательство. По всей цепи прошел гул: «Герман упал, ранен».
Несколько партизан бросились купавшему командиру, но они не добежали до него — были ранены. Немцы усилили огонь в этом направлении: вероятно, поняли, что здесь лежит раненый командир.
Герман неподвижно лежал в траве, раскинув руки. Его грудь была пробита пулей.
Наступал вечер. И в сумерках санитаркам удалось вынести командира с поля боя.