Том 7. Пьесы
Шрифт:
Федя. Стало быть, за хворостом не идешь?
Вася. Рад бы, да нога не позволяет. Ломит и ломит. Не иначе к перемене погоды.
Федя. Наверное. Воспаление?
Вася. Во-во!
Федя. Воспаление хитрости?
Вася. Ух, какой ты язва!
Федя. Ну, да ладно. Я за тебя, так и быть, схожу. Но имей в виду — последний раз.
Телефонист. А ну, тихо! (В телефон.)Картошка слушает. Так. Понимаю.
Вася. Что ты говоришь!
Телефонист. Надо послать человека.
Вася. За подарками? (Бодро вскакивает с нар.)Сейчас. В четыре минуты. (Надевает полушубок.)
Федя. Заодно и хворосту захвати.
Вася. На хворост силы не хватит. (Быстро, хромая, уходит.)
Те же, без Васи.
Андрей. А ну-ка, Федя, «Землянку» Суркова.
Федя негромко наигрывает «Землянку».
Телефонист (в телефон). Редька? Говорит Картошка. В порядке. Проверка линии. Сельдерей? Говорит Картошка. В порядке. Проверка линии. Огурец? Говорит Картошка. В порядке. Проверка линии. (Опускает трубку.)
Федя наигрывает «Землянку».
Андрей (поет под гармонь, негромко, с чувством). «Бьется в тесной печурке огонь. На поленьях смола как слеза. И поет мне весь вечер гармонь про улыбку твою и глаза».
Федя. Имеешь в виду кого-нибудь персонально?
Андрей отрицательно качает головой.
Никого не имеешь?
Андрей. Никого.
Федя. Как же так?
Андрей. Не случилось.
Федя. Бывает. Редко, но бывает. (Наигрывает.)
Андрей поет следующий куплет.
Те же и Надя.
Надя (входит). Больные есть? Здравствуйте.
Федя. Здравствуйте, Надя. Заходите, дорогая. Больных нет. Есть один умирающий.
Надя. Где же он?
Федя. Пошел на командный пункт за подарками.
Надя. Кто же это?
Федя. Гвардии ефрейтор Девяткин.
Надя. Вася?
Федя. Он самый.
Надя. Пошел на командный пункт? За подарками?
Федя. Точно.
Надя. Ну, конечно! Я на свою личную ответственность разрешила ему остаться после ранения на переднем крае, при непременном условии соблюдать хоть
Федя. В военторг за колбасой.
Надя. Позавчера ходил.
Федя. На батарею к зенитчикам. Там у него один землячок есть, так он как раз из дому четыре кило сала получил.
Надя. Третьего дня…
Федя. За добавочной порцией на кухню мотался.
Надя. Ну, конечно! Погоди, придет, я ему дам духу!
Андрей. Товарищ военфельдшер! Сядьте. Успокойтесь. Разденьтесь. Остыньте. А то, смотри, от тебя уже начинает пар идти. Выпей кружечку чаю.
Надя. Спасибо.
Федя. Клади сахар. Что слыхать нового?
Надя. Только что к нам доставили одного раненого бойца из-под самых Петушков. Так он говорит, что гитлеровцы впереди своих позиций выгородили такую громадную стенку из снега — километра на полтора. Облили водой, и теперь она как каменная. Вот сволочи!
Федя. Отчаянно сопротивляются.
Андрей. Ничего. А погода как? Метет?
Надя. Утихает. Звезды уже кое-где видать.
Андрей. К утру утихнет?
Надя. Похоже, что утихнет.
Андрей. Не мешало бы. Еще кружку, Надюша.
Телефонист (в телефон). Картошка слушает. Хорошо. В порядке.
Федя (напевает). «Счастья кусочек — синий платочек…»
Те же и Вася.
Вася (с грохотом тащит по ступенькам большой ящик). Встать, смирно! Ух ты, тяжелый! Насилу дотащил. Ну-ка, ребята, пособите! Что это у нас как будто народу прибавилось? А, товарищ военфельдшер! Я так и предчувствовал, что у нас в блиндаже один лишний человек. Даже два лишних подарка захватил. На всякий случай. Это мне, наверное, сердце подсказало. Верно? Здравствуйте.
Надя. Товарищ Девяткин! Вы опять нарушили режим, который я вам предписала! На каких условиях я вас оставила на переднем крае? Вас оставили на переднем крае исключительно на том условии, что вы будете подчиняться режиму. А вы не подчиняетесь режиму. Вам надо лежать и не ходить, а вы встаете и ходите. Вы не бережете свою ногу. Она у вас никогда не заживет.
Вася. Так она уже давно зажила. На мне ж все царапины заживают, как на собаке. Раз-раз — и готово.
Надя. Какая ж у вас царапина, когда у вас рана!
Вася. Да где ж там рана, когда царапина!
Надя. У вас сквозное пулевое ранение верхней трети бедра правой ноги.
Вася. Подумаешь, ранение! Я понимаю, если у человека голову отрывает — это ранение. А то небольшая, аккуратная дырочка в мягком месте. Она мне совершенно не мешает.