Том 7. Пьесы
Шрифт:
Миша. А вы сестрам не пробовали передавать?
Экипажев. Что?!
Миша. Ничего. Я только говорю: может быть, Каля и Аня…
Экипажев. Не смей говорить о своих сестрах на этом ужасном уличном жаргоне: Каля, Аня… В роду Экипажевых никогда не было никаких Каль и Ань. Калерия и Агнесса. Агнесса и Калерия.
Миша. Ну пускай Калерия и Агнесса.
Экипажев. Не перебивай меня. Ты не достоин произносить их имен.
Миша.
Экипажев (строго). Знамя передается исключительно по мужской линии. Но если ты будешь себя так вести… Если у тебя не будет идеалов и принципов, то придется… Имей в виду, Михаил, — придется передать… И видит бог, я передам. Не посмотрю на то, что они девушки, — и передам знамя. Особенно Калерии. Она ведет себя безупречно. Я еще не знаю, что будет с Агнессой. Я не знаю, чего она наберется в своем, как это называется на вашем ужасном языке, в своем вузе, кажется, так — вуз! Но за Калерию я ручаюсь… Она не изменит высоким принципам Экипажевых. И служению чистому искусству. Пока большевики не распродадут последнего шедевра последнего музея, она будет свято охранять музейные ценности — единственное, что нам осталось от великого культурного наследия прошлого.
Миша. Да что ты зарядил, ей-богу: идеалы, большевики, распродадут шедевры… Вот достукаешься до того, что тебе пришьют дело.
Экипажев. Молчи! Я ничего не боюсь. Экипажевы никогда не скрывали своих убеждений. Пусть приходят, пусть надевают на меня кандалы. Я готов. Экипажевы всегда страдали за убеждения. Ну! Берите меня… Я подчиняюсь произволу.
Стук в дверь. Пауза.
Тс-с-с!
Пауза.
А… антрэ!
В дверь заглядывает 1-й жилец.
1-й жилец. Это к вам милиция? (Входит в комнату.)
Экипажев. К… какая м… милиция? За что же?
1-й жилец. Жильцы, говорят, видели, как сюда к вам милиционер вошел. Я сам, конечно, не видел, но жильцы говорят, возле вашей двери милиционера видели…
Экипажев. Видит бог. Ни сном ни духом. Зачем же милиция! Я четырнадцать лет сочувствую…
Миша. Никакого тут милиционера не было. Что вы зря панику поднимаете! Видите, ну где милиционер?
1-й жилец. Нету милиционера.
В дверь заглядывает 2-й жилец и бурно врывается.
2-й жилец. В чем дело? Что такое? Экипажева забирают?
Экипажев. Меня нельзя забирать. Я — лояльный.
2-й жилец (кричит
Входит соседка Артамонова.
Артамонова. Голубчик! Анатолий Эсперович! Да что же это делается? Да за что же это вас в милицию?
Голос за сценой. Господа! Экипажева забирают! Милиция пришла!
Миша. Граждане! Что за паника? Никакой милиции нет. Это вам показалось. Видите? А ну, граждане! Попрошу посторонних очистить помещение. (Выпроваживает всех жильцов Артамоновой. Кричит в коридор.)Нету никакой милиции! Разойдитесь!
Экипажев. И в коридоре нету… милиции?
Миша. И в коридоре нету.
Экипажев. Нуте-с.
Артамонова. Я так переволновалась… Так переволновалась…
Экипажев. Уверяю вас, госпожа Артамонова, — напрасное волнение. Берите с меня пример. Вы видите, — совершенно я спокоен. Мы, интеллигенция… Может быть, в кухне — милиция?
Миша. Нету в кухне милиции. Нету! Успокойся.
Экипажев. Нуте-с. Русская интеллигенция всегда была жертвой полицейских репрессий. Радищев. Декабристы. Октябристы. Пушкин, Лермонтов, Жуковский… Слышишь, Михаил! Ты должен склонить голову перед этими святыми именами, а не глупо ухмыляться. Вот, госпожа Артамонова, современная молодежь. Полюбуйтесь!
Артамонова (со вздохом). Да, уж… (Оживившись.)Анатолий Эсперович! Кстати, об интеллигенции. Нас с вами можно поздравить.
Экипажев. Что такое?
Артамонова. Наконец-то Советская власть взяла лучшую часть старой интеллигенции на особое снабжение.
Экипажев. Не может быть!
Артамонова. Уверяю вас. Муж моей дочери, мой зять, инженер Белье, прикреплен к закрытому распределителю. Представьте себе, в месяц по твердым ценам выдают кило масла, четыре с половиной кило мяса, тридцать литров молока, кило колбасных изделий.
Экипажев. Кило колбасных изделий…
Артамонова. Тридцать штук яиц, два с половиной кило рыбы, сто граммов чаю, пять кило сахару…
Экипажев. Сахару…
Артамонова. И еще что-то там. Да, кило сметаны, три кило фруктов… Вы разве не получили? Да, еще тридцать пачек папирос…
Экипажев. Н-нет. Не получил.
Артамонова. Да, впрочем, вы ведь не служите. Ах, Анатолий Эсперович, голубчик, почему вы не служите?
Экипажев. Служить бы рад — прислуживаться тошно.