Том 7. Пьесы
Шрифт:
Зайцев. Что вы! Что вы! Я сюда только на одну минуточку. Повидаюсь только с товарищем Миусовым и сейчас же обратно в Москву… Как же я поеду в пижаме и туфлях? Нет, я не могу…
Директор. К сожалению, пока вы не пройдете полный курс суточного отдыха, я не имею права вас выпустить.
Швейцар. Вот туфли, пижама — и пожалуйте на крышу.
Зайцев. Как? Сейчас?
Директор. Непременно!
Зайцев. Я не люблю лежать на крыше. Я, знаете, просто не привык.
Директор. Режим…
Зайцев.
Директор. Видите, какой вы нервный! Переутомились, давно не отдыхали. Но ничего, у нас вы быстро отдохнете и посвежеете. Ну, будьте же умницей, идите!
Зайцев. На крышу? Мне надо товарища Миусова.
Директор. Товарищ Миусов тоже на крыше.
Зайцев. Ведите меня на крышу!
Швейцар. Пожалуйте!
Директор (одна). Очень нервный субъект, очень! Но это ничего, мы его приведем в порядок.
Клава Игнатюк, директор и швейцар.
Клава. Здравствуйте.
Швейцар. Здравствуйте.
Клава. Это дом отдыха «Сыроежки»?
Швейцар. «Сыроежки». Вы кто такая? Откуда?
Клава. Я из Тимирязевской сельскохозяйственной академии, студентка, приехала к вам отдыхать.
Швейцар. Направление имеете?
Клава. Даже целую путевку. Сейчас я вам предъявлю.
Швейцар. Как ваша фамилия?
Клава. Игнатюк.
Швейцар. Клава?
Клава. Ага…
Швейцар. Вы — самая Клава Игнатюк?
Клава. Я самая. А вы разве меня знаете?
Швейцар. Господи! Кто же вас не знает? (Кричит.)Вера Карповна! Вера Карповна! К нам Клава Игнатюк прибыла!
Клава. Ой, нет, не надо этого, будьте такие ласковые, не конфузьте меня! Это для меня, честное слово, хуже всего на свете.
Директор. Здравствуйте, здравствуйте, Клавдия Васильевна! Наконец-то у нас живая Клава Игнатюк! Дайте мне на вас хоть посмотреть как следует! Так вот вы какая! Вы меня извините, но на портретах вы гораздо хуже. На портретах вы просто хорошенькая, а в жизни прямо-таки красотка! Душенька! (Обнимает ее.)
Клава. Ой, нет, что вы! Ой, нет, что вы!
Директор. Не могла удержаться. Я знаю, что вы скромная. Я не буду. Милости же просим! Это очень хорошо, что вы для своего отдыха избрали именно наши «Сыроежки». У нас дом отдыха, правда, хоть и небольшой, но зато тихий, уютный, обаятельный. Вы нигде так хорошо не отдохнете, как у нас! Кто хоть раз побывал у нас в «Сыроежках», тот уж больше не захочет отдыхать ни в каком другом доме. Мы вам отведем самую лучшую комнату.
Клава. Большое вам спасибо. Ей-богу, не стоит из-за меня так сильно беспокоиться. Я, знаете, собираюсь провести здесь сегодняшнее воскресенье, немного погулять в парке. Сюда, знаете, должен приехать один человек… мой муж…
Директор.
Клава. Что уже?
Директор. Приехал.
Клава. Ну?
Директор. Уже здесь. Минут двадцать тому назад приехал.
Клава. Где же он?
Директор. На крыше.
Клава. Ой!
Директор. У нас такой режим для всех нервных.
Клава. А он что, разве сильно нервный?
Директор. Порядочно!
Клава. Скажите! А когда уезжал, был совершенно здоровый.
Директор. Это бывает… Ему — простите за нескромный вопрос — сколько лет?
Клава. Двадцать пять, двадцать шестой.
Директор. Ай-ай-ай! А на вид все пятьдесят четыре.
Клава. Не может быть!
Директор. Представьте себе — под глазами мешки, седина.
Клава. Седина? Ой-ой-ой! Ничего не писал, от вас первой слышу. Наверное, не хотел, чтобы я волновалась.
Директор. А вы что, с ним разве давно не виделись?
Клава. Полтора года.
Директор. Полтора года? Как же так?
Клава. Ой, это долго рассказывать! Мы с ним, знаете, познакомились полтора года назад на совещании передовиков сельского хозяйства в Киеве. Он — кочегар Морского торгового флота, но сельским хозяйством интересуется и как раз в это время был в Киеве в отпуске, так что приходил на наши совещания послушать. Вот мы с ним и познакомились. Ну, а как это бывает? Сначала я ему понравилась, потом он мне понравился… Стали встречаться, катались по Днепру на лодочке… Ну, понятно, мы поженились. Прожили душа в душу два месяца… Это была сказочная красота!.. Как вдруг его срочно вызывают телеграммой в Москву, в Главное управление Севморпути. Он срочно выезжает, и через десять дней я получаю от него телеграмму, уже не из Москвы, а из Архангельска, чтобы я не беспокоилась и не скучала, потому что его назначили на ледокольный пароход «Фарлаф» и они уходят на два месяца в полярный бассейн проводить караван судов. Проходит два месяца — ничего! Проходит еще два месяца — ничего! Я уже начинаю беспокоиться, как вдруг получаю от него радио с борта ледокольного парохода «Фарлаф»: «Не беспокойся и не скучай, у меня повредило тяжелыми льдами рулевое управление, и мы пока что дрейфуем в районе полярного бассейна, так что вряд ли увидимся раньше, чем через год…»
Директор. Значит, ваш муж — герой Арктики?
Клава. До героя, конечно, далеко, но все-таки…
Директор. Не скромничайте, Клавдия Васильевна… Но дальше, ради бога, дальше!
Клава. Дальше проходит еще один год и два месяца, и вчера он является из Арктики прямо к нам в общежитие, а у меня в это время как раз практические занятия на опытной станции за сорок километров от Москвы. Я возвращаюсь домой, уже не застаю его в общежитии, а застаю от него записочку, чтобы я ехала в дом отдыха «Сыроежки» провести с ним денек-другой на лоне природы… «Это, пишет, маленький, тихий дом отдыха. Твой верный дружок Костя…» И прилагает при этом путевочку…