Том 7. Последние дни
Шрифт:
Жуковский. Ай-яй-яй…
Данзас. А? (Садится.) Мне приснилось, что я на гауптвахте. Ну, это натурально, сон в руку.
Жуковский. Константин Карлович, я буду за вас просить государя.
Данзас. Благодарю вас, но не извольте трудиться. Уж будем отвечать по закону. (Щупает эполеты.) Прощайте. Эх, линейные батальоны, кавказские горы.
Жуковский. Извольте глянуть, что на улице делается. Толпы
Данзас. Я уж насмотрелся.
Из дверей во внутренние комнаты выходит Пушкина, с нею — горничная девушка.
Горничная девушка. Барыня, извольте идти к себе… барыня, пожалуйте…
Пушкина (девушке). Уйди.
Горничная девушка отходит. Пушкина подходит к дверям кабинета.
Пушкин, можно к тебе?
Данзас. Вот, не угодно ли!
Жуковский (преградив Пушкиной дорогу). Наталья Николаевна, опомнитесь!
Пушкина. Какие глупости! Рана неопасна… Он будет жить… Но надобно дать еще опию, чтобы прекратить страдания… и тотчас, тотчас вся семья на Полотняный завод… почему они не кончают укладку?.. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага… Приятно… приятно… в молчаньи… забыла, все забыла… Пушкин, вели, чтоб меня впустили к тебе!
Жуковский. Наталья Николаевна!..
Данзас (в дверь столовой). Владимир Иванович!.. Доктор Даль!
Даль выходит.
Помогите нам.
Даль. Наталья Николаевна, вам здесь нечего делать… (Берет склянку с фортепиано, капает в рюмку лекарство.) Пожалуйте, выпейте.
Пушкина отталкивает рюмку.
Так делать не годится. Вам станет легче.
Пушкина. Они не слушают меня. Я хочу говорить с вами.
Даль. Говорите.
Пушкина. Он страдает?
Даль. Нет, он более не страдает.
Пушкина. Не смейте меня пугать! Это низко!.. Вы доктор? Извольте помогать!.. но вы не доктор, вы сказочник, вы пишете сказки… а мне не надобны сказки… Спасайте человека! (Данзасу.) А вы!.. сами повезли его!..
Даль. Уйдемте отсюда, я помогу вам.
Горничная девушка берет под руку Пушкину.
Пушкина.
Даль и горничная девушка уводят Пушкину. Пауза.
Данзас. Что она мне говорит?
Жуковский. Константин Карлович, как можно обращать внимание?.. Женщина, скорбная главой… Ведь ее заклюют теперь, заклюют…
Данзас. Но он не уехал бы от меня! Поверьте, я вызвал бы его. Но не велел!.. И как вызовешь, когда завтра меня запрут.
Жуковский. Что вы говорите? Умножить горе хотите? Все кончено, Константин Карлович.
Из-за закрытых дверей очень глухо донесся тихий складный хор. Данзас уходит через дверь в столовую и закрывает ее за собой. Из внутренних комнат выходит Гончарова, подходит к окну.
Гончарова. А он этого не видит.
Жуковский. Нет, он видит, Александра Николаевна.
Гончарова. Василий Андреевич, я не пойду к ней больше. Оденусь сейчас и выйду на улицу. Мне тяжело… я не могу здесь больше оставаться.
Жуковский. Не поддавайтесь этому голосу, это темный голос, Александра Николаевна. Разве можно ее бросить? Ее надобно жалеть, ее люди загрызут теперь.
Гончарова. Да что вы меня мучаете?
Жуковский. Я вам не велю, идите, идите туда.
Гончарова уходит.
Что ты наделал?.. (Прислушивается к хору.) Да, земля и пепел… (Садится, вынимает записную книжечку, берет перо с фортепиано, записывает что-то.)…Не сиял острый ум… (Сочиняет, бормочет.)…В этот миг предстояло как будто виденье… и спросить мне хотелось, что видишь?..
Дубельт входит.
Дубельт. Здравствуйте, Василий Андреевич.
Жуковский. Здравствуйте, генерал.
Дубельт. Вы собираетесь запечатать кабинет?
Жуковский. Да.
Дубельт. Я попрошу вас повременить, я войду в кабинет, а потом мы приложим и печать корпуса жандармов.
Жуковский. Как, генерал? Государю было угодно на меня возложить опечатание и разбор бумаг… Я не понимаю. Я должен разбирать бумаги один… Помилуйте, зачем же другая печать?