Том 7. Последние дни
Шрифт:
Боголюбов. Помилуйте, Сергей Васильевич, это петербургские сказки!
Салтыкова. Что он говорит? Что он говорит.
Салтыков. Какие ж сказки? Меня самого чуть-чуть не отодрали. Я лошадь из пистолета застрелил. Ваши же стихи у меня есть в библиотеке. У меня все есть. Что-нибудь новое написали еще?
Кукольник. Да, прочитай. Прочитай «Моей звездочке».
Бенедиктов. Право, я… (Встает, читает.)
Путеводною звездою НадСалтыкова. Ах, как хорошо!
Бенедиктов.
Перед чернию земною Для чего твой блеск открыт? Я поставлю пред тобою Вдохновенья верный шит! Да язвительные люди Не дохнут чумой страстей На кристалл прозрачной груди, На эмаль твоих очей!Преображенцы, перемигнувшись, выпивают.
Нет! Сияешь ты беспечно И не клонишься ко мне. О, сияй, сияй же вечно В недоступной вышине! Нет! Живой источник светаи т. д.
<…>
Вдруг рассыпься и Исчезни, Как прекрасный метеор!Салтыков. Продолжайте.
Бенедиктов. Все-с.
Кукольник. Браво! Каков?
Салтыкова аплодирует.
Салтыков. А может, и не отдерут.
Кукольник. Отдерут, Сергей Васильевич, того, кто груб в своих чувствах, а истинного поэта драть не за что.
Салтыкова. Чувствительно как пишете и поэтически…
Кукольник. Клянусь, голову ставлю, первый, Сергей Васильевич, первый!..
Картина третья
Дворец Воронцовых. Зимний сад. Видна часть колоннады — часть залы. Яркое освещение. Лампы в зелени. Издали слышится музыка оркестра, гул бальной толпы, изредка показываются в глубине, там, где колоннада, проходящие фигуры мужчин в мундирах и дам в бальных платьях. У входа в зимний сад стоит негр в тюрбане. Поздний час.
В креслах сидит Наталья, а спиной к публике, перед нею в креслах, в гвардейской парадной форме сидит генерал. В зелени, укрывшись от всех, в бальном фрачном одеянии, сидит князь Петр Владимирович Долгоруков, [молодой человек с язвительным лицом,] и
Камергер. Ваше величество, ея величество приказала мне доложить вашему величеству, что она отбывает через десять минут.
Наталья встает, приседает, уходит.
Николай (камергеру). Вы недавно в вашей должности?
Камергер. Три месяца, ваше величество.
Николай. Когда я разговариваю, меня нельзя прерывать. Вы болван!
Счастливый Долгоруков хихикает в зелени. Камергер улыбается счастливой улыбкой.
Николай. Доложите ея величеству, что я подойду через десять минут.
Камергер уходит. Из-за колоннады выходит Жуковский. Сцена Жуковского и Николая. В зимний сад с другой стороны прокрадывается Богомолов, натыкается на Долгорукова.
Долгоруков. Осторожней, место занято.
Богомолов. Что это вы, князь, уединились так?
Долгоруков. Да и вы, ваше превосходительство, спешите уединиться. Присаживайтесь.
Богомолов (усаживается). Любите балы, князь?
Долгоруков. Обожаю. Сколько сволочи увидишь!
Богомолов. Ваше сиятельство! Цвет аристократии!..
Долгоруков. Какая же это аристократия? Это холопия.
Богомолов. Ваше сиятельство! Да вы мизантроп!
Долгоруков (указывает на проходящего в звездах). Видите, прошел?
Богомолов. Вижу.
Долгоруков. Холуй.
Богомолов. Ваше сиятельство! А этот?
Долгоруков (всматривается). Холуй.
Богомолов (смеется). А этот?
Долгоруков. Вор.
Богомолов. Ах, князь, услышал бы вас кто-нибудь…
Долгоруков. Самое интересное вы пропустили, ваше превосходительство.
Богомолов. А что такое?
Долгоруков. Сам был…
Богомазов. Вы, Петенька, поосторожнее. Его величество?
Долгоруков. Его.
Богомазов. С кем изволил беседовать?
Долгоруков. С арапской женой.
Богомазов. Ах, язык!
Долгоруков. Умора… Он стоит как демон за колонной и блюдечко с мороженым в руках, а она здесь сидит и слушает, а сам… Скоро будет наш поэт украшен… (Вскакивает, прикладывает рожки к затылку, кривляется.)