Том 8. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Боже правый!
— Уверяю вас, тетенька, она достигла больших высот. Она написала мой портрет. Мы с Дживсом его сегодня повесили у нас в квартире. По-моему, Дживсу он не нравится.
— С какой стати он должен ему нравиться, если он на тебя хоть сколько-нибудь похож. Художница! Называет себя Гвлэдис! Гоняет на автомобиле, как заправский шофер. — Тетушка задумалась. — Что ж, все это весьма прискорбно, но не понимаю, почему ты с нами не едешь.
Я объяснил:
— Надо быть ненормальным, чтобы в такой ситуации уехать из Лондона. Вы же знаете, каковы эти девицы. С глаз долой — из сердца вон. К тому же у меня из головы нейдет некий тип по
Тетушка расхохоталась. Хохот был довольно противный. Этакий, знаете, презрительный.
— Стоит ли волноваться, — сказала тетка. — Неужели ты хоть на минуту допускаешь мысль, что Дживс одобрит твой выбор?
Я был уязвлен.
— Стало быть, вы считаете, тетя Далия, — сказал я и, помнится, стукнул черенком вилки по столу… или не стукнул? Нет, кажется, все-таки стукнул, — что я допущу, чтобы Дживс руководил мною, чтобы он помешал мне жениться, на ком я хочу?
— Но он же не позволил тебе отрастить усы, правда? А вспомни фиолетовые носки? А мягкие рубашки с фраком?
— Ну, это совсем другое дело.
— Готова заключить с тобой пари, Берти. Дживс не допустит этого брака.
— Какая чепуха!
— И от портрета отделается, если он ему не по вкусу.
— Чепуха! Не бывать этому никогда.
— И к назначенному часу доставит тебя, бестолочь ты несчастная, на борт нашей яхты. Не ведаю, как он это сделает, но ты будешь на месте, экипированный всем, от яхтсменской кепки до трех дюжин запасных носков.
— Тетя Далия, давайте переменим тему, — холодно сказал я. Расстроенный до глубины души таким отношением со стороны ближайшей родственницы, я вынужден был немного погулять по Гайд-парку, чтобы успокоиться. Около половины пятого, когда мои нервы перестали вибрировать, я вернулся домой. Дживс стоял в гостиной и рассматривал портрет.
Я чувствовал себя несколько неловко, так как перед уходом объявил Дживсу, что намерен отменить морское путешествие, и хотя он сделал вид, что ему все равно, я знал, что он огорчен. Видите ли, он заранее предвкушал это плавание. С той минуты, как я принял приглашение тетушки, его глаза загорелись мечтой о море. Мне даже показалось, что он напевает на кухне хоровые матросские песни. Должно быть, кто-то из предков Дживса был моряком, может, даже служил под началом Нельсона, потому что любовь к морю у него в крови. Когда мы с ним плыли в Америку, я не раз замечал, как он расхаживает по палубе вразвалочку, будто истый моряк, и казалось, вот-вот бросится поднимать мейн-брас или сплеснивать нактоуз.
И хотя я выложил Дживсу все резоны, поверил ему свои сердечные тайны, ничего не скрывая, мне было совершенно ясно, что он раздосадован, поэтому, войдя в гостиную, я сразу постарался внести немного сердечности в наши отношения.
— Ну как, Дживс, по-моему, неплохо смотрится, а?
— Да, сэр.
— Произведение искусства украшает дом, как ничто другое.
— Да, сэр.
— Придает комнате некий…
— Да, сэр.
Соглашаться-то он соглашался, но тон у него был начисто лишен сердечности, и я твердо решил вправить ему мозги. В конце концов, черт побери! Не знаю, имеется ли у вас дома ваш портрет, но если имеется, вы поймете мои чувства. Созерцание собственного портрета, висящего на стене, рождает в вас по отношению к нему нечто вроде отеческой нежности, и от окружающих вы ждете похвал и восторгов. А вместо этого они кривят губы, морщат носы, про взгляд и говорить нечего — стеклянный, надменный, точно у дохлой скумбрии. Представьте себе, каково вам приходится, если этот портрет написала девушка, к которой вы питаете чувства, куда более глубокие и теплые, чем просто дружба.
— Дживс, — сказал я, — это произведение вам не по душе.
— О, нет, сэр, отчего же.
— Дживс, увертки бесполезны. Вы для меня — открытая книга. По какой-то причине этот портрет вам не нравится. Что вы имеете против него?
— Мне кажется, цветовая гамма немного ярковата, сэр.
— А мне не кажется, Дживс. Что еще?
— Прошу прощения, сэр, но мисс Пендлбери придала вашему лицу несколько голодное выражение.
— Голодное?
— Возникают некоторые ассоциации с собакой, взирающей на косточку, сэр.
Тут я его оборвал.
— Ничего подобного, никакого сходства с собакой, взирающей на косточку, я не вижу. По-моему, лицо на портрете имеет задумчивое и одухотворенное выражение.
— Понимаю, сэр.
Я перевел разговор на другую тему.
— Мисс Пендлбери сказала, что, может быть, навестит нас сегодня, чтобы осмотреть портрет. Она приходила?
— Да, сэр.
— И ушла?
— Да, сэр.
— То есть, совсем ушла?
— Совершенно верно, сэр.
— Может быть, она сказала, что вернется?
— Нет, сэр. У меня сложилось впечатление, что у мисс Пендлбери не было намерения возвращаться, сэр. Она была немного огорчена, сэр, и выразила желание вернуться в студию отдохнуть.
— Говорите, огорчена? Чем же?
— Несчастным случаем, сэр.
Я не то чтобы нахмурился, вернее, нахмурился, но мысленно.
— Неужели с ней произошел несчастный случай?
— Да, сэр.
— Какой именно?
— Мисс Пендлбери попала в аварию, сэр.
— И получила увечья?
— Нет, сэр. Увечья получил джентльмен.
— Какой джентльмен?
— Мисс Пендлбери имела несчастье сбить джентльмена почти напротив нашего дома. У него перелом ноги, правда, не слишком тяжелый.
— Ничего себе! А с мисс Пендлбери все в порядке?
— Мне кажется, сэр, ее физическое состояние вполне удовлетворительно. Она испытывает нравственные страдания.
— Ну, разумеется, ведь она тонкая, чувствительная натура. Это вполне естественно. Как невыносимо жесток для юной девушки этот мир, где все так и норовят броситься под колеса ее автомобиля. Должно быть, бедняжка испытала страшное потрясение. А что с оболтусом?
— Вы имеете в виду джентльмена, сэр?
— Да.
— Он находится здесь, сэр, в спальне для гостей.
— Что?!
— Да, сэр.
— Он здесь, в спальне?
— Да, сэр. Мисс Пендлбери пожелала, чтобы его принесли сюда. Она распорядилась, чтобы я телеграфировал в Париж сестре этого джентльмена, сэр, и уведомил ее о несчастном случае. Кроме того, я вызвал доктора, который сказал, что, по его мнению, пациент некоторое время должен сохранять status quo.
— В том смысле, что тело Бог знает сколько времени нельзя вынести из дома?