Том 8. Театральный роман (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Это становится интересным, — сказал Варенуха, яростно расчеркиваясь в книжке.
На фотографической бумаге отчетливо выделялись писанные строчки:
«Вот доказательство фотография моего почерка Молнируйте Масловскому подтверждение моей личности Строжайшее наблюдение Фаландом Лиходеев».
За двадцать лет своей административной деятельности Варенуха видал всякие виды. Но тут он почувствовал, что ум его как бы застилает пелена, и он ничего не произнес, кроме житейской и совершенно нелепой фразы:
—
Близнецов же поступил не так. Он поднялся, рявкнул в дверь курьерше:
— Никого, кроме почтальонов! — и собственноручно запер дверь на ключ. Затем достал из письменного стола пачку бумаг и начал тщательно сличать буква за буквой почерк в залихватских подписях Степы и его резолюциях с тем почерком, которым была исписана фотограмма.
Варенуха, навалившись на стол, жарко дышал в щеку Близнецову.
— Это почерк его, — наконец твердо выговорил Близнецов, и Варенуха, глянув финдиректору в лицо, удивился перемене, происшедшей в нем. Близнецов как будто постарел лет на десять, и глаза его в роговой оправе утратили свою колючесть и уверенность, и появилась в них не только тревога, но даже как будто печаль.
Варенуха проделал все, что делает человек в минуты великого изумления, то есть и по кабинету прошелся, и руки вздымал, как распятый, и выпил целый стакан желтой воды из графина, и восклицал:
— Не понимаю!
Близнецов же смотрел в окно и напряженно думал. Положение финдиректора было затруднительным. Нужно было тут же, не сходя с места, добыть обыкновенные объяснения для явления совершенно необыкновенного.
Зажмурившись, Близнецов представил себе Степу, в ночной сорочке сегодня в полдень влезающим в какой-то сверхбыстроходный аэроплан, а через час, стало быть, он — Степа — стоит… и горы, покрытые снегом… и черт знает что!
Может быть, не Степа сегодня говорил с ним по телефону из собственной квартиры? Нет, это говорил Степа! Да если бы и не говорил, ведь вчера под вечер он сидел в этом самом кабинете, раздражая Близнецова своим легкомыслием и порываясь удрать в Покровское пьянствовать с Хустовым.
Опять представился Близнецову Степа в носках посреди Владикавказа…
— Сколько километров до Владикавказа? — спросил вдруг Близнецов, щурясь в окно.
Варенуха прекратил беготню по кабинету и заорал:
— Думал! Думал! До Минеральных по воздуху тысяча шестьсот километров!
Истребитель? В какой истребитель, кто пустит Степу без сапог? Сапоги пропил, прилетев? Истребитель тоже не покроет в один час, в сапогах ли, без сапог будет Степа, полторы тысячи километров!!
Шутки? Пьяные шутки при участии телеграфа? А почерк?
В голове у Близнецова рухнуло все, и остались только одни черепки.
Ручку двери крутили и дергали, слышно было, как курьерша отчаянно кричала за дверьми:
— Нельзя! Нельзя! Заседание!
—
Помолчали, а после этого Близнецов сказал глухо и серьезно:
— Да, он не может быть во Владикавказе, но это писано рукою Лиходеева из Владикавказа.
— Так что же это такое?!
Близнецов, не отвечая, снял трубку и сказал:
— Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.
«Умно», — подумал Варенуха.
Но разговор с Владикавказом не состоялся. Близнецов положил трубку и сказал:
— Как назло, линия испортилась.
Он опять взялся левой рукой за трубку, а правой начал записывать то, что говорил в трубку:
— Примите молнию: «Владикавказ Гормилиция Масловскому Сегодня до двенадцати часов дня Лиходеев был Москве от двенадцати до… (Близнецов посмотрел на часы) трех на службу не явился по телефону разыскать не можем Почерк подтверждаю Меры наблюдения указанным лицом принимаю Финдиректор Близнецов».
«Очень умно», — подумал Варенуха, и тотчас в голове у него грянуло: «Глупо! Не может он быть во Владикавказе!»
Близнецов же аккуратно сложил полученные молнии и копию со своей, всю пачку положил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько букв и вручил Варенухе со словами:
— Лично сейчас же отвези, Василий Васильевич, и сам изложи дело. Пусть они разбирают.
«Вот это действительно умно!» — мысленно воскликнул Варенуха и спрятал в портфель таинственный пакет. Потом он навертел номер Степиной квартиры, и Близнецов насторожился, потому что Варенуха вдруг радостно замигал и сделал знак свободной рукой.
— Мосье Фаланд? — сладко спросил Варенуха.
Близнецов затаил дыхание.
— Да, это я, — ответил в трубке бас.
— Добрый день, — сказал Варенуха, — говорит администратор кабаре Варенуха.
— А! Как ваше здоровье? — спросили в трубке.
— Мерси, — подивившись иностранной вежливости, поблагодарил Варенуха.
— Мне показалось вчера, — продолжал бас, — когда я видел вас в дирекции, что вы выглядели плохо, и я вам советовал бы сегодня никуда не ходить.
Варенуха удивился. Близнецов шепотом спросил: «Что?»
— А, простите, что, товарища Лиходеева нету дома?
— Он поехал кататься за город в машине, сказал, что вернется через два часа, — сообщил иностранец.
— Мерси, мерси! — воскликнул Варенуха, в то же время делая радостные знаки финдиректору. — Итак, ваше выступление сегодня в десять часов с половиной.
— О да, я помню, — ответила трубка.
— Нашелся! — радостно вскричал Варенуха, оставив трубку. — Я так и думал! Уехал за город и, конечно, застрял.
— Если это так, — бледнея от негодования, сказал Близнецов, — то это черт знает что такое! Позволь… но молнии?