Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877
Шрифт:
— Ведь мы все это перечтем вместе, в свободное от занятий время! А?
— Дай мне эту тетрадь! я ее сожгу! — воскликнул Нежданов. — Она другого не стоит!
— Зачем же ты ее взял с собою, коли так? Нет, нет, я тебе ее не дам на сожжение. А впрочем, говорят, сочинители только грозятся — и никогда своих вещей не жгут. Но я все-таки лучше унесу ее к себе!
Нежданов хотел протестовать, но Марианна выскочила в соседнюю комнату с тетрадью — и вернулась без нее.
Она подсела
— Ты у меня еще не был… в моей комнате. Хочешь посмотреть? Она не хуже твоей. Пойдем — я тебе покажу.
Нежданов тоже встал и последовал за Марианной. Комнатка ее, как она выразилась, была немного меньше его комнаты; но мебель в ней была как будто почище и поновей; на окне стояла хрустальная вазочка с цветами, а в углу железная кроватка.
— Видишь, какой он милый, Соломин, — воскликнула Марианна, — только не надо себя слишком нежить: такие квартиры нам не часто попадаться будут. А вот что я думаю; вот было бы хорошо: так устроиться, чтобы нам обоим, не расставаясь, на какое-нибудь место поступить! Трудно это будет, — прибавила она, погодя немного, — ну, там подумаем. Ведь все равно: в Петербург ты не вернешься?
— Что мне в Петербурге делать? В университет ходить да уроки давать? Это уж никуда не годится.
— Вот что Соломин скажет, — промолвила Марианна, — он лучше решит, как и что.
Они вернулись в первую комнату и опять сели друг подле друга. Похвалили Соломина, Татьяну, Павла; упомянули о Сипягине, о том, как прежняя жизнь вдруг так далеко от них ушла, словно туманом покрылась; потом опять пожали друг другу руки — обменялись радостными взглядами; потом поговорили о том, в какие слои должно стараться проникать и как им надо будет держаться, чтобы их не подозревали.
Нежданов уверял, что чем меньше об этом думать, чем проще себя держать, — тем лучше.
— Конечно! — воскликнула Марианна. — Ведь мы хотим опроститься, как говорит Татьяна.
— Я не в этом смысле, — начал было Нежданов. — Я хотел сказать, что не надо принуждать себя…
Марианна вдруг засмеялась.
— Я вспомнила, Алеша, как это я нас обоих назвала: опростелые!
Нежданов тоже посмеялся, повторил: «опростелые…» — а потом задумался.
И Марианна задумалась.
— Алеша! — промолвила она.
— Что?
— Мне кажется, нам обоим немного неловко. Молодые — des nouveaux maries, — пояснила она, — в первый день своего брачного путешествия должны чувствовать нечто подобное. Они счастливы… им очень хорошо — и немножко неловко.
Нежданов улыбнулся — принужденной улыбкой.
— Ты очень хорошо знаешь, Марианна, что мы не молодые — в твоем смысле.
Марианна поднялась с своего места и стала прямо перед
— Это от тебя зависит.
— Как?
— Алеша, ты знаешь, что когда ты мне скажешь как честный человек — а я тебе верю, потому что ты точно честный человек, — когда ты мне скажешь, что ты меня любишь той любовью… ну, той любовью, которая дает право на жизнь другого, — когда ты мне это скажешь, — я твоя.
Нежданов покраснел и отвернулся немного.
— Когда я тебе это скажу…
— Да, тогда! Но ведь ты сам видишь, ты мне теперь этого не говоришь… О да, Алеша, ты, точно, честный человек. Ну, и давай толковать о вещах более серьезных.
— Но ведь я люблю тебя, Марианна!
— Я в этом не сомневаюсь… и буду ждать. Постой, я еще не совсем привела в порядок твой письменный стол. Вот тут что-то завернуто, что-то жесткое…
Нежданов рванулся со стула.
— Оставь это, Марианна… Это… пожалуйста, оставь.
Марианна повернула к нему голову через плечо и с изумлением приподняла брови.
— Это — тайна? Секрет? У тебя есть секрет?
— Да… да, — промолвил Нежданов и, весь смущенный, прибавил — в виде объяснения: — Это… портрет.
Слово это вырвалось у него невольно. В бумажке, которую Марианна держала в руках, был действительно завернут ее портрет, данный Нежданову Маркеловым.
— Портрет? — произнесла она протяжным голосом… — Женский?
Она подала ему пакетец; но он неловко его взял, он чуть не выскользнул у него из рук — и раскрылся.
— Да это… мой портрет! — воскликнула Марианна с живостью… — Ну — свой-то портрет я имею право взять. — Она выхватила его у Нежданова.
— Это — ты нарисовал?
— Нет… не я.
— Кто же? Маркелов?
— Ты угадала… Он.
— Каким же образом он у тебя?
— Он мне подарил его.
— Когда?
Нежданов рассказал, когда и как. Пока он говорил, Марианна взглядывала то на него, то на портрет… и у обоих, у Нежданова и у ней, мелькнула одна и та же мысль в голове: «Если бы он был в этой комнате, он бы имел право потребовать…» Но ни Марианна, ни Нежданов не высказали громко своей мысли… быть может потому, что каждый из них почувствовал ее в другом.
Марианна тихонько завернула портрет в бумажку и положила ее на стол.
— Добрый человек! — прошептала она. — Где-то он теперь?
— Как где?.. Дома, у себя. Я завтра или послезавтра пойду к нему за книжками, за брошюрами. Он хотел мне дать — да, видно, забыл при отъезде.
— И ты, Алеша, того мнения, что, отдавая тебе этот портрет, он уже ото всего отказывался… решительно ото всего?
— Мне так показалось.
— И ты надеешься его найти дома?