Том 9. Пьесы 1882-1885

Островский Александр Николаевич

(Припадает к нему на грудь.)

Ну где ж ты был?

Дубровин

В лесах бродил.

Олена

Да как же Без крова-то? Весна да осень — дождь, Зима-то — снег; в лесу-то зверь рыскучий. На чем прилечь в ночи, а в непогоду Обсохнуть где?

Дубровин

Да видишь, цел вернулся, Так что

ж тебе? Что было, то прошло.

Олена

Забыл меня, забыл. Да ты бы кликнул Иль весть прислал: мол, приходи, Олена, Так разве б я к тебе не убежала, Не бросилась, стрелой б не полетела?

Дубровин

Куда ж тебя? В лесу бродить по-волчьи? Не приведи Господь! Да я б тебя Из рук своих зарезал, чтоб не знала, Не ведала ты нашей вольной воли, Ни нашей злой и неминучей доли. Да как же мне тебя, мою голубку, К нечистым псам вести? За что же, веку Не доживя, тебе в аду кромешном С злодеями кипеть и видеть, слышать, Грабеж, дележ, питье-литье хмельное, Да хриплый крик, да пьяный вопль, да драку, Зуб за зуб брань, ножовые тычки, Божбу, клятье, святыни обруганье, — С чего у нас-то, окаянных, волос Вздымает дыбом, леденеет кровь, — Гульба гульбой, а впереди-то пытка. Обрушит черт, наткнешься на разъезды: Убьют тебя, так счастье, а как свяжут, Перекуют попарно да к расспросу Потянут всех, и ты пойдешь с ворами Терпеть безвинно воровскую кару…

Олена

Кто ж мыл, кто шил тебе? Чужие руки Такие ли, как женины? Кажи-ка Сорочку-то!

(Плачет.)

Суровая какая. Такие ли я шила! Ишь ты, ворот Не вышитый. А я, бывало, шелком И рукава и ворот изошью. Какой кафтан-то смурый! На бурлаках Такие-то.

(Плачет.)

Дубровин

А ты молись-ка Богу, Что сам-то цел!

Олена

Романушка, по-Божьи, Скажи ты мне всю правду. Не видались Два года мы. Ужли ты женской ласки Не видывал, так сиротой и жил? Ни девушки, ни бабы не любили Молодчика тебя? Скажи, мой милый, Не осержусь.

Дубровин

Всю правду говорить?

Олена

Ну, говори!

Дубровин

В сиротской нашей доле До ласки ли, Олена? А взгрустнется, Бывало, мне, — присядешь, горько всплакнешь, Придет ко мне, бывало, пожалеет, Приластится, лицо и руки лижет Мой верный пес, лохматая собака, Кобель борзой. В глаза ко мне глядит И плачет сам со мной.

Олена

(бросается

к нему на шею)

Роман, сердечный!

(Плачет.)

Так прогони ж свою собаку, злую Разлучницу. Возьми меня. Собакой Служить тебе я буду, злое горе С тобой делить; в глаза глядеть, и плакать, И ластиться.

Дубровин

(утирая слезу)

Уж без тебя не выйду Отсюда я. Не для того нас доля Свела опять, чтоб снова расставаться.

Олена

(оглядываясь)

Увидят нас с тобой…

Дубровин

А пусть увидят; Мне велено прийти и взять тебя.

Олена

А кто ж велел?

Дубровин

Отец.

Олена

Его ты видел?

Дубровин

Привел Господь. И ты его увидишь.

Олена

Возьми меня скорей, Роман, возьми. Не надоем тебе, не надокучу. Прикажешь мне — я подойду, погонишь — Я прочь пойду, и слова не услышишь.

Дубровин

А у тебя и не спрошу, Олена, Как ты жила, чтоб сердца ретивого Не натрудить. И так уж все изныло. Я знаю, ты меня не променяешь Ни на кого охотой, про насильство Не сказывай! Себя не пожалею, Да и тебя. Таков уж мой обычай; Как словно что внутри-то захохочет, В глазах туман кровавый да ножи Мерещатся. Молчи, Олена, лучше!

Олена

Романушка, не думай! Воевода И плакал-то, и пыткой-то стращал, Я напрямик ему сказала: руки, Мол, наложу, отстань. Три дня не ела, Голодной смертью помереть хотела, — И унялся. На черную работу Послал меня; а я тому и рада. Боярышню привел, так взяли в терем, По нраву ей пришлась.

Дубровин

Веди скорее Боярышню. Калитку вам отворим.

Олена

Ступай, Роман, и за забором жди, А здесь не стой! С боярышней Ульяна, Сердитая такая: как увидит Тебя в саду, весь дом поднимет криком. Прощай пока.

Дубровин

Ну, с Богом.

Олена

Дожидайтесь.

Уходят: Дубровин и Резвый в калитку, а Олена в терем.