Том Марволо Гонт
Шрифт:
Из церкви мы выходили с мыслями каждый о своём. Но мысли мыслями, а слежку я за собой почуял. Раньше, в Америке, за Дунканом приглядывали. Не следили, но приглядывали. Пытались и за мной, но я быстро сбрасывал хвосты, благо в большом городе, таком, как Нью-Йорк, это не сложно. К тому же мои постоянные метания в Британию и обратно, смена мест жительства, отъезд во Францию – всё это сильно усложняло слежку. Сбивало. Не говоря уж об Обливейторах, которые после нападения на нас наёмников Августы, “зачистили” весь район.
Но всё же там следили за Дунканом.
Что ж… в эту игру можно играть вдвоём.
Прошло пять дней.
И вот он: парнишка, что сидит с фотокамерой у окна в квартире напротив гостиницы, в которой мы остановились. Он был так увлечён высматриванием меня на улице, что аж подскочил от моего вежливого покашливания у себя за спиной.
Но пистолет, зажатый в моей руке и смотрящий дулом прямо в его лицо, не позволил ему начать делать глупости. Собственно только для этого он и был мной трансфигурирован после долгих многочасовых медитаций для накопления “сырой” маны.
Давно, ещё Виктором было подмечено, что с направленным на них дулом пистолета, люди слушают тебя гораздо внимательнее и ведут себя куда вежливее и сдержаннее, чем без него. А уж думать насколько быстрее начинают! Особенно, если что-нибудь прострелить перед этим.
– Привет, – мягко и ободряюще улыбаясь, сказал я парню.
– З-здравствуйте, – осторожно, стараясь не делать резких движений, положил камеру на пол он.
– Тебя как зовут, парень? – улыбнулся я.
– Джеймс, сэр, – говорил я уже о благотворном влиянии пистолета на степень вежливости и понятливости?
– Джеймс, значит, – чуть наклонил голову к левому плечу я.
– Джеймс Хортон, сэр, – сказал он, не сводя глаз с черной точки дула и пальца на спусковом крючке. Именно поэтому он успел заметить, как дернулся этот палец при звуках его фамилии. Я чуть было не выстрелил. Правда, палец практически сам дернулся, выжимая свободный ход спускового крючка. Хорошо, что успел его остановить. Или не хорошо? Парень же не виноват, что в сериале, спустя десять лет он будет одним из главных плохишей? Что это именно он убьёт Дария, обезглавив его прямо в его приходе…
– Вам чем-то не понравилась моя фамилия, сэр? – осторожно уточнил парень. – Кто-то с такой же сделал вам что-то плохое?
– Только не делай глупостей, ладно? – попросил я, убирая пистолет от греха подальше. Слишком уж соблазн был велик выстрелить. – Ты же понимаешь, что шансов у тебя всё равно никаких, если начнешь дергаться?
– Догадываюсь, – ответил он. – У вас пистолет есть, а у меня нет, сэр.
– Ты же понимаешь, что дело не в пистолете, Наблюдатель, – вздохнул я.
– Вы наверное меня с кем-то путаете, сэр, – изобразил удивление Джеймс. И сделал это почти натурально. – Кто такой этот Наблюдатель?
– Наверное тот кто наблюдает? – спокойно и немного устало сел я на пол, прислонившись спиной к стене. – Согласен, Джеймс?
– Это звучит логично,
– Не надо этих твоих “сэр”, – поморщился я. – Ты прекрасно знаешь, как меня зовут.
– Не очень понимаю, о чем вы? – продолжал “недопонимать” и “удивляться” он.
– Не зли меня, Джеймс, – попросил я. – Поверь, злой я тебе не понравлюсь. Очень сильно не понравлюсь. У тебя камера, на которой заснят я вместе с женой и её сыном. Ты сидишь у окна напротив единственного входа в мою гостиницу. У тебя на запястье я наверняка найду татуировку Ордена Наблюдателей. Ты хочешь, чтобы я встал и начал искать? Уверен?
– Хорошо, мистер Гонт, – предпочёл не дергать лишний раз Судьбу за усы парень. Понятливый. – Я ваш Наблюдатель. Мне поручено наблюдать за вами.
– Вот видишь. И тебе совсем не было больно, – улыбнулся я. – Почему только сейчас? Вы же давно срисовали меня у Маклауда.
– Не было уверенности, что вы именно Бессмертный. У Маклауда много друзей. И не только среди Бессмертных, – ответил Хортон, тоже садясь на пол. Десять лет для смертного – это много. В фильме ему на момент действия было лет тридцать пять – тридцать семь. Вычитаем десять, получаем двадцать пять – двадцать семь. Молодой ещё совсем, зеленый.
– Так и у Дария тоже, – пожал плечами я.
– Он вас почувствовал. Это красноречивее любых слов.
– То есть в Лондоне вы меня не срисовали, когда я рубил голову Орму Олафсону? – удивился я.
– Возможно, Наблюдатель Олафсона и “срисовал”, но у нас же связь не мгновенная. Надо ещё опознать Бессмертного, если он появился без Наблюдателя. Это время.
– Понятно, – потер подбородок я. Бороду что ли отпустить? – Джеймс, а за что ты ненавидишь Бессмертных? Лично ты?
– Я? С чего вы взяли, что я вас ненавижу? – удивился Хортон.
– То есть у тебя нет мыслей о том, чтобы начать нас убивать самому? – в свою очередь удивился уже я.
– Нет, – ответил он, а я посмотрел в его глаза и не постеснялся применить легелименцию. Он не врал. У него действительно таких мыслей не было. Пока не было.
– Надо же, не врёшь, – хмыкнул я. – Может быть ты ещё и небезнадёжен… У тебя дети есть?
– Есть, дочка, – ответил он.
– Я не Маклауд, Джеймс. Если Дарий умрет, то я убью всю твою семью. Ты умрешь последним, успев лично пронаблюдать их смерть во всех подробностях. Веришь? – посмотрел я на него. Он поёжился под моим взглядом.
– Верю, – ответил он. – Но почему я? Почему именно меня?
– В тебе чувствуется сила, Джеймс. Способность вести людей и принимать решения. Поэтому, на всякий случай, предупреждаю. Это не угроза ни в коем случае. Просто рассказываю, что случится, если крамольные мысли о смене курса Ордена в твоей голове всё же появятся и ты начнешь их осуществлять.
– Но я не собираюсь его убивать! Он же практически Святой! – не выдержал и возмутился Хортон.
– Бывает, что разные глупости в голову лезут. Со злости, с горяча, с обиды… Конкретно эта глупость будет смертельна.