Тонкая грань
Шрифт:
Настроение стало понемногу выправляться, и Йоко сама не заметила, как начала мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик, на поверку оказавшийся колыбельной. В любой другой момент она бы удивилась, откуда знает подобные песни, ведь ей самой никто никогда их не пел, но сейчас ей было не до того.
Спи спокойно, детка, на еловой ветке!
Ветер задувает — колыбель качает.
Обломилась ветка, полетела детка
На сырую землю вместе с колыбелью.
Засыпает детка в колыбели ветхой
В сумраке ночном у мамы под бочком.
Колыбель
Сны все не приходят, мама песнь заводит.
От родного дома до чужих морей
Не найти мне детки краше и милей!
Все твои тревоги остались позади.
Спи, моя малютка, до утренней зари.*
Только допев, Йоко, к своему удивлению, поняла, что находится на крыше уже не одна, а по правую руку от нее в нескольких метрах замер Улькиорра. Уйдя в пение с головой, она даже не заметила его прихода. Впору было рассердиться на себя за то, что потеряла бдительность, но сейчас настроение Йоко никак не располагала к сердитости. Плюс к этому, Шиффер был не такой уж плохой компанией. По крайней мере, он мог просто сидеть молча.
– Что случилось, Улькиорра? — все же поинтересовалась она.
В конце концов, не так же просто он пришел сюда — уж точно не потому, что ему стало одиноко и срочно потребовалась компания. В этом отношении Улькиорра был более чем самодостаточен, чтобы ни в ком не нуждаться.
– У меня сообщение от Айзена-сама, — как всегда безэмоционально произнес он. — Он хочет, чтобы Вы пришли к нему как можно скорее.
Только-только выправившееся настроение от этой новости снова упало на несколько пунктов, но не испортилось капитально. В глубине души Йоко всегда знала, что счастье не бывает вечным.
– Я зайду, но чуть позже, — мягко улыбнулась она. — Сейчас я просто хочу посидеть здесь и, может быть, попеть.
– А зачем Вы поете? — Накамура чуть было изумленно не вскинула бровь. На её памяти Улькиорра никогда ничем не интересовался. — Это же просто слова. Зачем произносить слова, если их никто не слушает?
– Почему никто? — возразила Йоко. — Их слушаю я. Можно сказать, это поет моя душа, успокаивая моё же сердце.
– Вы все часто говорите о душе, — заметил Шиффер. — Но что такое душа? И как она может петь? Ведь слова произносите Вы.
«Как же с тобой сложно иногда…»
– У меня нет ответа на твой вопрос, — виновато развела руками она. — Это каждый решает для себя сам. Придет время, и ты сам найдешь ответ. Хочешь, я спою ещё что-нибудь, а ты послушаешь? Вдруг это поможет?
По лицу Улькиорры нельзя было сказать, что он хоть на миг заинтересован в каком-то там пении, однако, несмотря на это, он лишь пожал плечами, подошел чуть ближе к Йоко и тоже сел, правда, не по-турецки, а на колени, как это принято в Японии. Накамура сама не знала, что сподвигло ее предложить ему что-то подобное, но, как бы то ни было, против не была. Песня тоже подобралась сама по себе, и вновь девушка понятия не имела, где она могла ее выучить.
Ветер
Сквозь облака быстро летит.
Слышу слова, в них звучит тот призыв,
Что дни грядущие настиг.
Сердце мое лунный свет вновь потряс,
Напомнил он свет дальних звезд,
Зеркалом глаз отразив искры слез,
Что были пролиты для нас.
Не прекрасно ли, вместе и рядом
Рука об руку нам идти?
Так хочу с тобой встретиться взглядом,
В город, в дом вновь твой войти…
Ведь сердце то,
Рвясь из твоей груди,
В той спутанной ночи,
Не сможет тлеть.
Ветра порыв вновь застрял в облаках,
В этот мираж ведь верил он.
Дни, что грядут, не рассыплются в прах,
Только поверь, что это сон.
Сердце, Луна отразились в воде
Черную тень выбросив вглубь,
Слезы от снов, что нам звезды несут…
Нам и не спрятать их нигде.
Не прекрасно ли, вместе и рядом
Рука об руку нам идти?
Так хочу с тобой встретиться взглядом,
В город, в дом вновь твой войти…
Это лицо,
Тот мягкий поцелуй,
Что тает, лишь рассвет
Влетит в окно…**
Когда она закончила, Улькиорра выглядел на редкость задумчивым. Что, неужели его проняло? Верилось в подобное с трудом. Хотя, если учесть, что какие бы то ни было чувства ему вообще чужды, и он пытается разобраться, что это такое, было, о чем задуматься. Тут и обычные-то люди не всегда разбираются, что уж говорить об арранкарах.
– Я все равно не понимаю, — проговорил Шиффер. — Сердце… Но при чем здесь сердце? Оно ведь просто перекачивает по организму кровь.
– Это если смотреть буквально, — Йоко не знала, как до него донести такие элементарные, но при это такие труднообъяснимые вещи. — Ведь без сердца мы не могли бы жить, никто бы не мог. Именно оно позволяет нам чувствовать себя живыми. Оно просто позволяет нам чувствовать. Я не смогу тебе объяснить лучше, это идет на уровне ощущений. Но ты сразу поймешь, если тебе удастся почувствовать что-то сердцем.
Улькиорра ничего не ответил, вновь устремив взгляд на открывающуюся отсюда панораму. Похоже, ей в кои-то веки удалось серьезно его чем-то зацепить. До этого, как она ни старалась, Улькиорра оставался полностью равнодушен ко всему.
– Ладно, — произнесла Йоко, поднимаясь на ноги. — Не стоит слишком долго испытывать терпение Соскэ. Ты пойдешь со мной или останешься тут?
– Если Вам от меня ничего не требуется, Йоко, я останусь, — ответил арранкар.
– Ну, и к чему такая срочность? — осведомилась Йоко, замерев напротив роскошного кресла, в котором сидел Айзен.
По левую руку от него замер Канаме Тоусен, по правую, заняв обычное место Гина, — Ичиносэ Маки. Сам же Соскэ, в отличие от своих чересчур серьезных помощников, улыбался так, как умел только он один.