Тонкая красная линия
Шрифт:
— Но не пришлют ли за нами другого проводника?
— Думаю, пришлют. Не знаю. Извините меня, сэр, но мне надо возвращаться. — Он повернулся и ушел, скрывшись за поворотом дороги.
Казалось, что третья рота совершенно потеряла связь с миром. С уходом проводника не появлялось больше ни души. Раньше впереди и позади проходили роты. Теперь не было никого. Та рота, что была впереди, ушла, та, что позади, видимо, пошла другой дорогой. Раньше пробивались через грязь джипы, груженные припасами. Теперь не было ни одной машины. Перед ними простиралась совершенно пустынная дорога. Если не считать обычных звуков джунглей, они словно погрузились в вакуум. Единственный звук, который можно было услышать и который постепенно улавливал слух, был отдаленный плеск и неясные голоса солдат, двигающихся вверх
Солдаты сняли ранцы и разобрали их, потом уселись ждать, Ждали еще полтора часа, с девяти до половины одиннадцатого, прислушиваясь к плеску и слабым крикам со стороны реки, глядя на свои аккуратно сложенные ранцы.
В разговорах они мало касались обстановки, прежде всего потому, что никто толком ее не знал, но и потому еще, что никто не хотел о ней говорить и даже думать. Иногда упоминалось новое слово: «Слон». За последние два дня всякий раз, когда говорили о гряде безлесных высот, которую должен был атаковать их полк, ее называли «Слон». Все быстро подхватили и стали употреблять это слово, но никто не знал, откуда оно происходит и что означает.
Группу высот «Танцующим слоном» назвал молодой штабной офицер, изучавший аэрофотоснимки. Окруженная со всех сторон темными долинами джунглей, эта группа покрытых травой холмов в самом деле несколько напоминала слона, стоящего на задних ногах с поднятыми кверху передними ногами и вздернутым над годовой хоботом. То место в фигуре «Слона», на которое приходились «задние ноги», уже удерживала морская пехота, и полк (без третьего батальона, которому была поставлена другая задача) должен был начать наступление с этого места и продвигаться вверх и поперек группы высот до «головы Слона». Разведка установила, что японцы удерживают по крайней мере два опорных пункта на «Танцующем слоне», откуда, как полагали, будут решительно отражать атаки. Одна из высот представляла собой высокий, крутой кряж, пересекающий «тело Слона» примерно на уровне «плеча»; другая представляла саму «голову» — высшую точку всей группы холмов. Оттуда, сужаясь, спускался в заросшую джунглями низину «хобот», обеспечивая японцам хороший путь снабжения, а если потребуется, хороший путь отхода. Второй батальон сегодня должен был атаковать высоту на «плече Слона», обозначенную на карте как «высота 209». Но, сидя здесь, у опустевшей дороги, третья рота не имела представления, атакует он или нет, а если атакует, то как обстоят дела. Кроме офицеров и взводных сержантов, никто не знал даже, как обозначена высота, но мало кто особенно интересовался обстановкой.
Одним из тех, кто интересовался обстановкой, был Джон Белл. Белл был достаточно знаком с пехотной тактикой, чтобы интересоваться боевыми действиями вообще. К тому же, если эти действия будут угрожать его жизни, он хотел знать о них как можно больше. Сидение у этой необычно пустынной дороги особенно действовало на нервы, и Беллу хотелось что-то делать. Обсуждать боевые действия — что ж, это занятие было не хуже других.
Белл числился во втором отделении второго взвода, которым командовал молодой сержант Маккрон, по прозвищу Наседка. Маккрон был молодцом, когда дело касалось заботы о своих подчиненных, но почти совсем не разбирался в тактике, и это его не очень беспокоило. Белл обратился к своему взводному — сержанту Кекку, кадровому военнослужащему, сержанту этого взвода с 1940 года, но и от него почти ничего не узнал. Кекк только раздраженно ухмыльнулся и сказал, что сегодня второй батальон атакует высоту 209 под названием «Слон» в таком-то месте, что за ней есть еще одна высота, называемая высотой 210, которую им самим, вероятно, придется атаковать завтра, если атака второго батальона сегодня не захлебнется. Все это Белл уже знал. Кекк был одним из тех упорных сержантов, которые считают ведение и чтение карт и планирование боя делом офицеров, а сами предпочитают уяснить задачу своего взвода, когда выйдут на местность. Белл оценил его сообщение, но оно нисколько ему не помогло.
Командир второго взвода лейтенант Блейн сидел неподалеку, но с ним Белл никогда не был близок, очевидно, вследствие своего прежнего статуса. Поэтому Беллу не хотелось к нему обращаться. Тут он увидел командира взвода оружия Калпа, сидящего в стороне на пригорке.
Калпа самого, по-видимому, немного волновала необычно пустынная дорога и ожидание, и он был рад поболтать. Он сообщил Беллу, что какой-то талантливый молодой штабной офицер (наверное, он получит подполковника за это) придумал поэтическое название «Танцующий слон», и начертил палкой на влажной земле примерную схему, изображающую контуры «Слона». Когда они исчерпали эту тему, потому что запутались в ней, Белл вернулся в свое отделение, обдумывая обстановку. Он решил, что при захвате «Слона» будут по крайней мере две неприятные задачи. На разговоры и размышления ушло двадцать минут. Белл уселся со своим отделением и стал думать о Марти, представляя, что она сейчас делает. И вдруг его охватило непреодолимое желание — желание схватить ее и раздеть, потом лечь рядом — желание настолько сильное, что голова стала гореть как в лихорадке и кровь бросилась в лицо. Он никак не мог отогнать от себя этот образ, и тут его вдруг зазнобило. Белл сразу понял, что это означает. Приступ озноба был десятым за три дня. Но малярия не считалась болезнью, требующей госпитализации, за исключением самых крайних случаев, и Белл был не единственным из солдат с начинающейся малярией.
Наконец за изгибом все еще пустынной дороги возникла одинокая фигура. В том месте, где сидели солдаты третьей роты, дорога слегка поднималась кверху, к лежащему впереди изгибу. Там она резко спускалась вниз и поворачивала вправо. Человек, тяжело дыша, с трудом поднимался вверх около изгиба, на мгновение остановился на ровном месте перевести дыхание, потом остановился еще раз, увидев их. Сделав несколько глубоких вдохов, человек направился к ним быстрым шагом, крича на ходу:
— Куда вы запропастились, ребята? Я обшарил все вокруг, пока вас искал. Что вы тут околачиваетесь? Вам надо быть на том берегу реки, а не здесь! Что случилось?
— Становись! — резко скомандовал роте Стейн. — Становись, ребята!
Новый проводник еще попричитал немного, а когда рота построилась, повел ее вперед.
— Честное слово, сэр, я искал вас повсюду. Вы должны были находиться на другом берегу реки. Так мне сказали.
— Мы были именно там, где нас оставил другой проводник, и он сказал, что мы должны здесь дожидаться, — ответил Стейн.
Все многочисленные предметы его снаряжения, болтающиеся на разных ремнях, мешали идти: они сталкивались между собой и ударяли по телу.
— Значит, он, наверное, ошибся, — сказал новый проводник.
— Он был совершенно уверен, что точно передал нам распоряжение, — возразил Стейн.
— Значит, кто-то там, наверху, дал ему неправильное распоряжение. Или мне неправильно сказали. — Проводник задумался. — Но я знаю, что прав, потому что весь батальон уже там.
Это было не очень-то благоприятное начало. Но Стейна еще больше беспокоили некоторые другие вопросы. Он помедлил секунд пятнадцать, прежде чем заговорил:
— Как там наверху? — Он не мог скрыть виноватые нотки в голосе — ему было неловко задавать этот вопрос.
Но проводник ничего не заметил.
— Это… — он подыскивал подходящее слово, — сумасшедший дом.
Стейну пришлось довольствоваться этой характеристикой, так как проводник не стал вдаваться ни в какие подробности. Джордж Бэнд шел рядом со Стейном, и они обменялись взглядами. Бэнд улыбнулся ему волчьей усмешкой. Немного удивившись этому, Стейн стал думать о ближайшей задаче, потому что они уже подошли к изгибу дороги.
От изгиба дорога сбегала почти прямо вниз к безымянной реке. Разъезженная машинами, она была покрыта скользкой грязью и представляла собой мрачный туннель, спускающийся книзу между непроницаемыми степами джунглей. Передвигаться по ней можно было только боком, как сбегают по крутым ступеням.
Понтонный мост, достаточно широкий, с деревянными колеями для джипов, находился прямо внизу. Группы регулировщиков движения и контролеров переправы смотрели на них с обоих концов моста любопытными, но сочувствующими глазами. После карабканья, скольжения, падений, неестественно быстрых и порывистых движений, как в ранних фильмах Чаплина, их вынесло прямо на ту сторону.