Тонкая нить судьбы

Продан Лара

Глаза Полины заполнились слезами. Она смотрела на слушающих ее родных людей с болью и внутренним напряжением.

– Не могу вспоминать, что было дальше. Как таких людей земля носит? Алексей обнял Полину:

– Родная моя, прости, что заставил все вспомнить и рассказать. Знаю, что тебе больно сейчас…. Но ты должна продолжить. Это нужно и тебе… Я ведь знаю, как долго ты хранила в себе этот ужас. Всегда чувствовал твою невысказанную боль прошлого. Прошу тебя, моя милая, что было дальше?

– Когда Сонечка в прямом смысле попала в руки Угловатого, он ее сжал и с оскалом зверя понес на улицу. Она очень сильно кричала, билась в истерике. Ей ведь было всего шесть лет. Я попыталась вырвать ее из лап этого

негодяя, но получила сильный удар в живот сапогом и потеряла сознание.

Руки Полины сжались в кулаки, она вся напряглась, а потом разрыдалась. Голосом, полным боли и страдания, Полина продолжала свой рассказ.

– Я очнулась от того, что мне было очень холодно. Когда я очнулась и открыла глаза, кто-то рукой закрыл мой рот. Это был Пахомыч, один из наших работников. Он потребовал молчать. Я испугалась, но Пахомыч прошептал, чтобы я не боялась. Когда солдаты вместе с Угловатым уехали, мы вышли из подвала, где меня спрятал Пахомыч. Сони нигде не было, я заплакала и стала ее звать. Но Пахомыч, добрая душа, рассказал, что произошло после того, как я потеряла сознание…

Полина закрыла глаза, руки ее тряслись, да и вся она дрожала от вновь переживаемых давних событий.

– Угловатый понес кричащую и испуганную Сонечку в недалеко стоящий от дома сарай, в котором хранились различные инструменты и инвентарь, используемые нашими работниками. Все работники, когда приехали солдаты с Угловатым, спрятались с глаз долой. Они знали, что Степан очень жесток и спуску им не даст. Он мог отдать приказ солдатам расстрелять всех, кто стоял на его пути. И поверьте, его бы послушались.

Глаза Полины горели огнем ненависти. Губы тряслись от негодования. Лицо раскраснелось. Все ее тело напряглось. Слушатели молчали и с волнением смотрели на молодую женщину. Через минуту краснота с лица Полины стала сходить, ее глаза смягчились, тело расслабилось.

– Извините. Я вновь испытала весь ужас тех дней…. Если бы не Пахомыч и не его сын Угловатый надругался бы над Сонечкой.

Сын Пахомыча, молодой парнишка лет шестнадцати, через пролом в стенке сарая залез туда. Благо Угловатый его не видел, он был занят приготовлениями к постыдному делу. Когда он стаскивал с себя штаны, мальчишка ударил его сзади по голове лопатой. Степан так и рухнул на пол со спущенными штанами. Бедная Сонечка закричала, забившись в угол. Сын Пахомыча, имя его забыла, зажал ей рот и вытащил из сарая. Потом подхватил ее на руки и побежал с ней в сторону леса. Когда Угловатый очнулся, он был в бешенстве. Солдатам приказал прочесать весь дом и окрестности, и притащить им «паскуду-девчонку», как он назвал Сонечку. Но они не стали этого делать, ссылаясь на то, что свою задачу выполнили. Угловатый полютовал, стал зачем-то колотить окна. Старший из солдат приказал его связать, чтобы утихомирить. Трое солдат были оставлены для охраны «коммунистической собственности», которой стало наше имение. Работникам было предложено разойтись.

Когда солдаты с Угловатым уехали, Пахомыч пошел искать своего сына и Сонечку. Я ожидала его позади дома, чтобы меня не видели солдаты. Где-то через часа два у кромки леса я увидела три фигуры и помчалась навстречу. Это были Пахомыч с сыном и Софьюшка. Она вся тряслась от страха и пережитого. Сонино лицо было все исцарапано, на руках и ногах синяки, оставленные цепкими руками Угловатого. …

Полина остановилась, закрыла глаза ладонями рук, ее плечи затряслись в немом плаче. Алексей с Ольгой и Лидочкой были в нервном ступоре.

– Боже, сколько же пришлось пережить бедной девочке! – произнесла Ольга. Установилась тишина. Алексей обнял жену, тихо и ласково сказал:

– Полюшка, все уже позади. Ты здесь, ты с нами. Софьюшку спасла. Ты молодец. … Но, у тебя и у Сони совсем другая фамилия, чем у князя. Вы же Хулевы. Полина

немного успокоилась. Робкая улыбка украсило ее лицо.

– Когда мы бежали из имения, я решила поменять нам фамилию. Ведь Угловатый не остановился бы на этом, он стал бы нас искать. Я знаю это наверняка. Он не раз грозился отомстить княгине любым способом. Поэтому я решила сократить фамилию с Выхулева до Хулева.

Алексей с удивлением посмотрел на Полину:

– И как же тебе это удалось? И еще у меня вопрос, который мне хотелось бы прояснить. Полюшка, извини, может быть воспоминания эти для тебя трудны и болезненны. Но все же, мне интересно, где и как вы жили до встречи со мной тогда в поезде?

Полина встала со своего стула, подошла к плите, зажгла конфорку и поставила чайник.

– Давайте чай попьем. У меня в горле пересохло. А после я постараюсь рассказать дальше нашу с Сонечкой историю.

Когда при полном безмолвии был выпит чай и откушены бублики с ним, Полина вновь стала рассказывать.

– Был конец апреля. Солнце еще только набирало свою живительную и согревающую силу. А мы с Сонечкой были практически раздеты. Как были в теплом доме по домашнему одеты, так и оказались на улице в одних платьях, да в тапочках. Пахомыч послал своего сына в имение и наказал ему проникнуть в дом и взять для нас теплую одежду, а сам с нами остался. Где-то часа через полтора, наверное, его сын вернулся, но без одежды. В руках держал шкатулку, что ты, Лида, нашла в Сониной комнате. Он еле ноги унес, солдаты, охранявшие имение, его увидели, влезающим в дом. Юноша схватил первое, что бросилось ему в глаза, и пустился наутек. Это была шкатулка. После он не смог объяснить, почему он схватил именно ее, сказал, что произошло все машинально. Пахомыч показал нам направление к ближайшему городку, а сам с сыном пошел в лес.

Голос Полины становился все тише, размеренней. Ее взгляд был невидящим, замутненным, она полностью погрузилась в воспоминания.

– Мы шли долго по начинающим зеленеть полям, через березовую рощу, где нам встретилась лиса. Ее глаза, устремленные на нас, светились голодным блеском, очень неприятные глаза. Сонечка испугалась, прижалась ко мне и заплакала. Ее плач перешел в рыдания. Она как будто выплескивала наружу весь пережитый ужас. Постепенно девочка успокоилась и повалилась на сырую землю без сил. Я нашла более – менее сухое место под одной большой березой, подняла Сонечку на руки и просидела с ней, под этой березой пока она спала. Солнце неумолимо катилось вниз. Вскоре сумерки опустились на рощицу. Я еле различала деревья. Соня все спала. Будить ее я боялась. Постепенно в забытье ушла и я. Очнулась от того, что меня кто-то сильно тормошит. Это была пожилая монашенка. Оказывается, мы совсем немного не дошли до монастыря, что в Звенигороде был. Монашенка довела нас до монастыря и нас приютили там. В монастыре мы прожили чуть больше года, пока он не был закрыт. Всех живущих в монастыре после его закрытия стали регистрировать в Звенигородском Совете. Вот тогда я и записала себя и Сонечку на фамилию Хулева. – Полина замолчала.

– А что было дальше? – с волнением в голосе спросила Лидочка. – Не думала, Поля, что вам с Соней пришлось столько пережить. Рассказывай, как вы жили?

Полина посмотрела на всех сидящих, с интересом глядящих на нее, вздохнула и стала повествовать дальше.

– В Звенигороде мне удалось устроиться корректором в тамошнюю типографию. Грамотных людей ведь было мало. Директором типографии был очень милый старичок, который служил там со времен царя Гороха. Очень забавный. Умел ладить со всеми. Мы с Соней блуждали по городу в поисках приюта. Около одного здания на мостовой я увидела газету, подняла ее и стала читать, думая, что смогу натолкнуться на нужное объявление. Тут из подъезда выбегает старичок и прямо ко мне.