Тонкая Стена:Крушение
Шрифт:
– Вот видишь, практикант. И ты уже знаешь. Я даже не спрашиваю, откуда. Поэтому для меня здесь, как говорится, край. Отсюда мне либо, как папеньке, великому воину, дорога в берлинские кабаки, либо к славе. Поэтому требовать с вас буду нещадно.
– по ходу фразы голос у Зигфрида наливался металлом.
– Я и сам понимаю, - пробормотал я.
– Ничего ты не понимаешь, Шамтор. У меня приказ - для нашей миссии мелочей нет.
– Зигфрид, но…- попытался возразить я.
– Я не понимаю, что там происходит наверху, но знаю,
Когда я вернулся из сеней, в доме уже царило немного бестолковая утренняя суета. Среди этого бедлама Зигфрид излучал спокойствие и уверенность. Лицо у него дернулось только один раз, когда мимо него, величаво поводя бедрами, проплыла в сторону выхода Хельга в короткой холщовой рубашке. Он некоторое время провожал ее глазами, а потом изрек:
– Хельга, давай побыстрее. А то мы до Городища совсем не доедем.
– А нам туда сильно надо?
– хихикнула из-за двери наша связистка.
– Сильно. Очень сильно. Короче, у всех пять минут на сборы.
Через пять минут все сидели за столом. Не было только Любавы. Вдруг откуда-то потянуло вкусным запахом яичницы. Сначала в комнату вплыл огромный противень на длинной деревянной ручке, а за ним - и наша хозяйка.
– Яйки… - она поставила на стол аппетитно шкворчащую еду.
– Млеко - она на секунду снова скрылась за дверью и вытащила на свет божий четвертьведерный жбан молока.
– Хлеб, масло - закончила она и тоже уселась на стол.
Я с изумлением осмотрел стол. Они, что, после этого работают? Таким обилием еды можно было накормить полкурса в Академии.
Тут вмешалась Хельга.
– Кушай, Шамтор, кушай. Ты когда-нибудь ездил целый день по русинскому первопутку?
– По чему?
– спросил я. Вот, собрались тут на мою голову!
– По первому снегу.
– Нет. А что в этом такого?
– А то, что зарекаться в такие дни ни о чем нельзя. Можно самое простое дело полдня делать. Еще оголодаешь.
– Правильно, Хельга,- поддержал Зигфрид.
– Я как раз хотел о делах поговорить. Значит так, сегодня мы осматриваем Муром. Завтра выезжаем в Городище. Путь это неблизкий, но там Федор испытывал свое таинственное оружие. Из этих посещений нам надо понять, есть ли у Федора еще тайные схроны или все оружие здесь, в Муроме. Потом докладываемся и…
– И что?
– спросила Любава.
– И ждем указаний.
– А в Муроме как работаем? Как в Бремене?
– не стала Любава развивать критическую тему.
– Да. Только у нас меньше времени.
– немного нервно ответил Зигфрид.
– Командир, я не понимаю Куда мы так гоним? Мы ведь ничего не успеваем толком разузнать. Ползаем по заброшенным схронам, толком не раскручиваем подозреваемых. Мы куда-то спешим? Есть какое-то место, о котором ты знаешь и
– с напором заговорила Любава.
– Нет.
– отрывисто бросил Зигфрид - Есть срок, в течение которого мы еще можем хоть что-то сделать. Хранители и сами знают, что мы уже опаздываем. Это как горная лавина. Если она пройдет самые узкие горловины, где ее еще можно задержать и вырвется на простор, все. Лагенвельту конец. Все, что мы узнаем в наших странствиях, используется для того, чтобы в один прекрасный день у войск Ганса не осталось ни одной пули, а у Федора - ни одного "небесного огня". И тогда история выправит сама себя.
И вот тут я подумал, что Зигфрид прав только наполовину. Лагенвельт сможет зализать раны и стать прежним и привычным только, если допустить, что я, и подобные мне, забудут о том, что оружие Грубого мира можно повторить и перестанут хотеть это сделать.
А искать моих коллег по увлечению нужно было здесь, в русинских землях. Насколько я понимаю, конструкцию метателей, которые использовал Федор, было повторить куда проще, чем Гансовы "огненные трубки". Думаю что Федор не дурак и его подчиненные уже начали эксперименты. Значит, я должен был найти хотя бы намеки на таких умельцев и поговорить с друзьями, оставшимися у меня в Муроме после стажировки.
– Как будем действовать? Мойша?
– Я пойду к нашим. Может, подмогнут чем.
– Хельга?
– У наших тоже в русинских землях большое поселение. Тут, недалеко, близ Мурома.
– Любава?
– Опять по лечебницам.
– Шамтор?
– Я к друзьям пойду.
– Каким таким друзьям?
– изумилась Любава.
– Я был в Муроме на стажировке. Есть тут пара побратимов, с которыми мы летними ночами меду попили.
– Может, на хозяйстве останешься? Ну что, что тебе студиозы скажут?
Вот от Любавы такого я никак не ожидал. Я открыл рот, чтобы ответить. Но меня опередил Мойша.
– Он, тово, в город пойдет. Практиканты, они ребяты шустрые. Ну, напьется, но ведь не до чертей зеленых. А Шамтор? Поедешь в моей телеге, если в седле прямо сидеть не сможешь.
Я облегченно улыбнулся.
– Поеду.
Зигфрид немного помолчал и подытожил:
– А я поеду на боевое поле, помахаю мечом с местными дружинниками. Под это дело и разговор лучше пойдет. Встречаемся вечером, в восемь. Жду от всех подробных докладов.
После этого мы молча завершили завтрак, и вскоре все стояли перед домом на улице.
– Ну, разбежались?
– бросил Мойша Ии исчез в снежном мареве.
Зигфрид и Хельга, оба в длинных тулупах почти до пят, расстегнули деревянные пуговицы, чтобы не мешали, запрыгнули на коней и неспешно поскакали вдоль заборов куда-то в сторону опушки леса. У ворот остались стоять я и Любава. Я полной грудью вдохнул прохладный воздух, запахнул коротенький тулупчик из выдубленной овечьей кожи и сказал: