Топ-модель
Шрифт:
Тиснув мне два цветных журнала и получив за них плату, малолетний торгаш буквально проваливается сквозь землю. Наша машина начинает движение, и я открываю журналы. Лучше бы я этого не делала. Я же просила журнал мод! А тут словно обухом по голове - более точного определения трудно придумать.
Короче говоря, эти журналы оказались порнографическими. Держа их в руках, я испытала странное ощущение, будто некая разрушительная сила пытается вмешаться в мою судьбу. Не слишком ли много историй, гаденьких и страшных? Страшная история - убийство фотографа, а гаденькая - с этими журналами. А может это игры
– Что такое, дочка?
– спрашивает меня Василий Иванович.
– Будто уксуса хлебнула?
Плохо, что не умею скрывать чувства.
– Мелочи жизни, - отвечаю я.
– Спасибо, мы приехали, Василий Иванович, - и выбираюсь из автомобиля, притормозившего у моего подъезда.
– Проводить?
– спрашивает старый шофер.
Я смотрю на входную дверь, освещенную тускловатой лампочкой. Чувствую, как в глубине моего организма возникает неприятный сгусток, похожий на волокнистые водоросли, колыхающиеся в холодной морской воде. Страх? Именно этого и добиваются те, кто решил запутать меня в водорослях ужаса. Надо взять себя в руки.
И, поблагодарив Василия Ивановича за беспокойство, устремляюсь к подъезду, сжимая свернутые в плотную трубку журналы, как водопроводный обрез. В напряжении набираю код, а после распахиваю дверь... И - ничего не происходит. Ничего. Под ногами нет дохлого животного, из кабины лифта не выпадает очередной труп, а на лестничной клетке не продается порнографическая продукция. Мирная клишированная жизнь столичного клоповника.
Дверь мне открывает Евгения. Вид у неё заспанный. Счастливый ты человек, говорю я ей и вручаю журналы, как эстафетную палочку, мол, хватит дрыхнуть, пора принять участие в забеге по пересеченной местности. Двоюродная сестра машинально начинает листать журналы и... хохочет:
– Машка? Ты что? В порнозвезды хочешь пойти?
– А почему бы и нет, - направляюсь в ванную комнату.
– У нас сейчас все профессии в почете.
– Ты сошла с ума?
– и удивляется ещё больше: - Погоди, во что ты одета? В чем дело? Что происходит?
Я говорю, что она задает много вопросов, на которых у меня нет толковых ответов. Сестра настойчива, и я рассказываю о странных событиях, преследующих меня, как волчья стая степного путника.
Начинаю с анекдотической пропажи моих вещей, затем перехожу к мизансцене, где меня фотографировали на "Кодак", закончившейся столь трагично для фотографа, и завершаю повествование нелепой покупкой порнографических журналов на дороге.
Женя слушает меня, открыв рот: видно, в её мелкобуржуазной жизни подобных происшествий никогда не могло произойти. А со мной, не успевшей толком ступить на московскую землю, пожалуйста, сколько пожелаете.
– Все это мне не нравится, - заключает Евгения, когда мы сидим на кухне и пьем чай с клубничным вареньем.
– Предположим, кто-то хочет досадить тебе: телефонные звонки, кошки дохлые, исчезновение одежды. Но убийство фотографа - это слишком! Надеюсь, с тобой оно не связано?
– Ты спрашиваешь или отвечаешь?
– нервничаю я.
– Ну хорошо, - продолжает Женя.
– Допустим, свидетелем убийства ты стала случайно. Но кто все-таки пытается достать тебя? И с какой целью?
– Я бы тоже хотела это знать, - признаюсь иронично.
–
– А здесь целая культурно-развлекательная программа.
– Да, - вздохнула я.
– От дохлой кошки до мертвого человека почувствуй разницу?
– Чувствую, что без чужой помощи тебе не разобраться.
– Ты ещё сестер Миненковых, этих кикиморочек...
– Кикиморочки, а дело свое знают.
– Какое дело?
– По защите личности, детка.
Я не успеваю отреагировать на эти последние слова - звук телефона рвет мою руку, в которой находится блюдце с вареньем. Проклятье! Нервы ни к черту!
– Меня нет, и не будет, - кричу я.
– Ни для кого!
– Это не выход из положения, - говорит Евгения и, удаляясь из кухни, советует вытащить руку из блюдца с вареньем.
Я облизываю пальцы и рассуждаю о том, что мой враг добился таки своей малой цели: я нервничаю, а, следовательно, могу совершить ошибку. Спокойно, Маша, прекрати страшиться собственной тени, прояви мужество и благоразумие, держи удар, как в тэнквандо, и победа будет за тобой.
– И кто это?
– спрашиваю, когда Евгения возвращается на кухню.
– Догадайся.
– Прекрати. Только не говори, что "поклонник".
– Поклонник, - соглашается, - но не тот и совершенно неожиданный.
– Кто?
– Жорик.
– К-к-какой, - заикаюсь, - Жорик?
Услышав объяснение, не верю, потом начинаю смеяться, крича о том, что именно Жорика нам и не хватает для полного счастья.
Оказывается, проявился во всей своей наглой полноте помощник депутата Шопина, который, помнится, нас подвозил. Чудно-чудно. Наши с Женей чары настолько околдовали Жорика, что он не поленился провести собственное расследование, чтобы добыть номер телефона.
– Кошмар какой, - говорю я.
– И что он от нас хочет?
– Внимания, - отвечает сестра, - к его хозяину.
– То есть?
– Завтра день рождение у Александра Николаевича. Мы - приглашены в ресторан "Балчуг".
– Александр Николаевич - это кто? Не Попин ли?
– Именно то, что вам послышалось, дитя мое.
– И что ты ответила Жорику?
– Что мы будем думать - ночь и день.
– Ты хочешь пойти?
– удивилась я.
– Я этого не сказала, хотя почему бы и нет? Мир посмотреть и себя показать, - пожимает плечами.
– Да, и тебе, Маруся, сам Бог велел на все эти тусовки ходить. Это твоя будущая профессия.
– Какая профессия?
– Украшать собой общество. Будешь, как алмазная диадема на голове столичного бомонда.
– Прекрати, - проявляю неудовольствие.
– Минутку, - уходит в комнату, где опять звонит проклятый телефон.
Что за коловращение вокруг меня? Неужели смазливая красивая мордашка и точеная фигурка производит такое неизгладимое впечатление на тех, с кем мне приходится сталкиваться? Одни, неизвестные мне извращенцы, сходят с ума, другие, похожие на гоблинов, требуют к себе внимания, а третьи... равнодушны. Это я про охотника на людей Алекса Стахова. Хотя трудно сказать, какие он истинные чувства испытал? А вдруг влюбился, но умеючи, как всякий охотник за скальпами, скрывает свое чувство?