Топ-модель
Шрифт:
– А теперь это наша жизнь, - говорит охотник на людей.
– Иногда чувствуешь себя в тылу врага. Женя, будь добра, - обращается к моей двоюродной сестре, и та ловко, словно не в первый раз, цепляет к моей маечке брошку, эстетический вид коей меня печалит, и я вспоминаю старенькую госпожу Штайн.
– Ничего-ничего, Мария, - смеется менхантер.
– Потерпи. Это всего на два-три часа.
– А что потом?
– спрашиваю тоном примерной девочки, но которую хотят выпустить на уличную панель.
– Вопрос понят, - отвечает Алекс.
–
– Оперативную акцию?
– К ней будем готовиться, - не вник в мое состояние Стахов.
– Нашу Машу беспокоит лишь один вопрос, - выступила Евгения.
– Не заставим ли мы её лечь с кем-нибудь в постель, выполняя задание родины.
– Машенька, посмотри на меня, - укоризненно проговорил Алекс.
– Я похож на сутенера?
– Похож, - пошутила я.
Хорошо, что менхантер обладал чувством юмора и понял: я не хочу его обидеть. Просто нервничала, да и любая на моем месте испытывал бы душевную маету. Не каждый день тебя берут во взрослые игры, где правила неизвестны. Как себя вести и что делать, спросила.
– Будь сама собой, - ответил Александр.
– Единственная просьба: господин Шопин должен находиться в твоем поле зрения.
– А если не захочет находиться в поле моего зрения?
– Ой, захочет, - рассмеялся охотник на людей.
– Он у нас известный бабник. Не одной юбки...
– Алекс, - вмешалась сестра, - Маше все это необязательно знать.
– Что не должна знать?
– О юбках, например.
– Я должна знать все, - выступила в свою защиту.
– Я же говорю: Маша - наш человек, - проговорил менхантер и пообещал: - И мы с ней такую кашу сварим...
Я посчитала, что охотник на людей рисуется передо мной, и не обратила должного внимания на его последние слова. Мой малый жизненный опыт утверждал, что мужчины в большинстве своем пустомели и ради красного словца...
Как я заблуждалась! Если бы только знала, что последует через несколько дней... Не знала. И поэтому с любопытством провинциалки глазела на вечернюю столицу. Она была прекрасна и дышала легкой свежестью наступающей ночи. Ветер рвался в открытое окно джипа и холодил лицо.
Затем боевое авто влетело на горбатый мост над мерцающей Москвой-рекой и я увидела Кремль, освещенный прожекторами, и древнюю стену увидела, и небесное сияние увидела над куполами спящих церквей. Картина была величественная и благолепная. Я ощутила некий душевный подъем, схожий на беспричинную радость ребенка. И, словно почувствовав мое состояние, охотник на людей спросил:
– Лепота? Нравится?
– Да, - призналась.
– Как шкатулочка.
– Как шкатулочка, - повторил Алекс и высказал мысль о том, что многие наши современники, о коих галдят без умолку телевизионные программы, лелеют мечту угодить на эту кремлевскую территорию.
– Зачем?
– хотя прекрасно знала о чем речь.
– Власть,
– И спросил: - Что может быть слаще власти?
– Не знаю. Деньги?
– У нас без власти деньги мусор, - ответил менхантер.
– И это убедительно показывают последние события.
– Какие события?
– С нашими любимыми олигархами, - следует ответ и я узнаю, что некоторые фигуранты на нашем домотканом политическом олимпе, нахапавшие за последнее десятилетие миллионы и миллионы в валютном эквиваленте, канули в зарубежном небытие; впрочем, правда, ещё барахтаются, как гуси в нечистом пруду, а вернее, это дерганье висельника после того, как из-под него выбили березовую табуретку.
– Надо сказать, - вмешалась тут Женя, - что табуреточку наш Алекс выбивал.
– Не надо переоценивать мои возможности, - засмущался менхантер.
– Я скромный герой своего трудового народа. Табуреточку выбивали мы общими усилиями.
– А теперь новую табуретку подставляем?
– нашлась я.
– Для Шопина.
– Ребенок меня покоряет, - восхитился Александр.
– Я сразу почувствовал в ней родственную душу.
– Какой ещё ребенок, - запротестовала.
– Мне уже семнадцать.
– Семнадцать и моей...
– хмыкнул охотник на людей, - душе.
Здесь мы услышали возмущенный голос Евгении, прерывающий наше глуповатое кокетство друг перед другом:
– Черт возьми! Тогда мне сколько? Десять?
Сестра не успевает получить ответа: наше коротенькое автомобильное путешествие благополучно завершается: праздничный и яркий "Балчуг", отражая свои огни в реке, встречает гостей.
Их много и они по базарному толкаются у парадного входа, словно боясь не успеть поздравить высокопоставленного сановника.
Мы не спешим выходить из машины - по словам Стахова, к нам должен подойти некто Виктор, с которым я и буду работать.
– Работать?
– фыркаю я.
Мои спутники начинают уверять, что это тоже работа, такая, как, например, работа ассенизатора
– Да, мы очищаем общество от мерзости бытия, - не без патетики говорит Алекс.
– И гадких людей. Посмотри, Маша, - указывает на парадную дверь ресторана, - на этих представителей высшего света. Бомонд! Политическая элита! А снять мишуру с каждого... там такая черная бездна!
– Слова, слова, - по-взрослому делаю замечание.
– Пожалуйста, будем конкретны. Кто у нас инженер человеческих душ? Правильно - писатели. Смотри - знаменитый Б.Хунин. Вон тот, плешивый такой, как верблюд, и небритый. Компилярщик: обворовывает наших великих классиков. В этом ему помогает любимая супруга. Далее, кто у нас вершитель народных дум? Правильно - депутаты. Одна из них - госпожа Мамада. Жадна, пуста, холодна, как камбала. Далее - кто у нас "кормит" народ обещаниями? Правильно - чиновники. Господин Хабибулин занимается госимуществом, любит брать не только борзых щенков, но и мальчиков из стриптиз-баров...