Топкин портрет
Шрифт:
«Ясно, показалось, — решил я. — Какая тут живность по такому морозу. Воробья и то не увидишь».
Вернулись мы с собакой домой, она, как все эти дни, от ледышек на лапах освободилась, легла спать.
Ночью вдруг закряхтела собака, потом чуть заскулила, а когда я включил свет, тихо залаяла.
Что случилось?
Пришлось вставать. Собака вскочила и — в соседнюю комнату, уже с громким лаем.
Включил я свет и там, и вот чудо: на кресле в пуховом платке, который оставила жена перед отъездом в командировку, а я так и не убрал его, сидят,
В тот момент я не понял, что это за птицы, а только увидел, что открыта у нас форточка, в которую они влетели. Отогнал собаку, взял всех троих, похожих на малых птенцов, в руки, отогрел и оставил у себя до потепления.
Собака привыкла к ним. Я привык. Летали они по комнатам, как по улице, но держались все время вместе и спать ложились вместе, тесно прижавшись друг к дружке. В то самое кресло с пуховым платком, который жена оставила…
Отпустил я их, когда на улице чуть потеплело.
А потом уже, через несколько лет, узнал, что есть на свете такие птицы — корольки. Малые, но любые морозы переносящие. В холод скрываются они в ветках хвои елей или сосен, прижимаются друг к дружке, перышки встряхивают, и вот вам — коллективная печка! Один замерзнешь, а вместе, коллективно, не пропадешь!
Только в ту зиму, видно, мороз сильнее оказался!
ЗАЙЧИК
Зайчика у нас в поселке знают все. Ну, может быть, те не знают, кто еще не родился или родился вчера-позавчера.
Да и как не знать лошадь, красивую, стройную, почти не стареющую, в поселке рядом со столицей, когда и в Москве, и в Подмосковье лошади сейчас — историческая достопримечательность.
Зайчик — обычная русская лошадка, может быть, что-то взявшая от знаменитой лошади Пржевальского, но шоколадного цвета и с гривой и хвостом совсем светлыми.
На вид Зайчик совсем молод, но я думаю, что ему лет под тридцать, не меньше. Двадцать лет я его знаю, а когда познакомился, он уже не был жеребенком, а работал по-взрослому, всерьез. И возчиков у него за это время сменилось немало, не меньше двадцати…
Летом — с телегой, зимой — с санями Зайчик вывозит мусор и всякий хлам оттуда, куда никакая машина не проберется, и подвозит к любому дому, как бы ни оброс он лесом или садом, аккуратно, не задев ни кустика, не наступив даже на грядку клубники, — все, что нужно. Летом в короткие ночи отдыха Зайчик пасется на Неясной поляне, как назвал ее один хороший писатель и человек, живущий по соседству.
Бурное развитие техники и особенно автомобилей вовсе не смущает Зайчика.
Поселок наш большой. Живут в нем, как и всюду, разные люди, и ничем, пожалуй, он не отличается от других мест, кроме как какой-то очень древней, но по-молодому выглядящей церковью, куда по праздникам съезжаются старые люди из Москвы и других соседних мест и иностранцы. Почему иностранцы, живущие в Москве, выбрали именно эту церковь, неизвестно, но в субботу и воскресенье, а иногда и в другие дни машины разных марок с белыми дипломатическими номерами мчатся мимо нас к игрушечной церквушке.
И Зайчик, наверное, не раз видел эти машины, как и все мы, а может, даже чаще, поскольку он каждый день при деле, на работе.
Совсем недавно, в один из субботних дней, Зайчик со своим возчиком дядей Колей возвращался порожняком после какого-то очередного рейса. Позади гремели колокола на церкви, погода была отличная — малый морозец, и дорога не скользкая. Сани шли хорошо. Так что Зайчик даже трусил рысцой.
На повороте почти у магазина Зайчик да и дядя Коля увидели большую черную машину, перегородившую дорогу.
Не знаю, сообразил ли Зайчик, но дядя Коля точно определил: «мерседес супер». Номер белый — дипломатический.
У машины стояли двое молодых мужчин и три женщины, одна другой старше, и все вдруг обрадованно бросились к Зайчику и к дяде Коле и наперебой стали что-то говорить на ломаном русском языке.
Зайчик безразлично смотрел на шикарную машину и галдящих людей, а возчик дядя Коля, степенно сойдя с саней, пытался разобраться, в чем дело. Явно, машина забарахлила, но при чем тут он? Лошадь машине не помощница!
Наконец понял:
«Иностранцы торопятся в церковь, служба уже началась, а тут что-то с машиной случилось. Видимо, виноват русский мороз. Так пусть, дескать, он, дядя Коля, довезет их до церкви на русских санях. И потом они плохо одеты, чтобы идти пешком. Холодно. За любые деньги пусть довезет! Они умоляют! А машина пусть здесь постоит, потом…»
— Что ж, садитесь, това… господа, — поправился дядя Коля. — Денег мне никаких не нужно, а так довезу, сделайте одолжение!
Он развернул Зайчика с санями, встряхнул сено на них и пригласил иностранцев:
— Комм, комм!
В годы войны дядя Коля дошел до Германии и хорошо помнил это немецкое слово, которое всегда значило: мол, давай! Торопись! Быстренько!
Иностранцы обрадовались, с шумом-гамом обежали Зайчика и даже похлопали его по морде и завалились в сани.
«Словно на свадьбу едут, а не в церковь», — удивился про себя дядя Коля, но, конечно, промолчал и дернул вожжи:
— А ну, Зайчик! Давай!
Зайчик чуть повернул морду назад, встряхнул гривой и не двинулся с места.