Топкин портрет
Шрифт:
И я так думал. Как же без пирамид?
Их много. Самые главные из них — пирамиды Хеопса, Хефрена, Джосера и Снофру — находятся на окраине Каира. Там, как мне говорили, даже представление ежедневное бывает по вечерам. Название — «Свет и звук». Представление на английском, французском и немецком языках.
Но дни шли, а вырваться к пирамидам мне никак не удавалось. Дела мешали.
Наконец вырвался, но днем, а не вечером, когда идет «Свет и звук».
Ладно! Что поделаешь! Хотя бы пирамиды посмотрю! А то в Москве не поверят,
Мы с товарищем моим поехали к пирамидам. Поехали на нашем «козлике-газике».
— Мой «плимут», будь он проклят, вторую неделю барахлит, — сказал мне товарищ. — А этот «козел» нас довезет. А забарахлит, так с ним и справиться легко…
В диком потоке каирского автомобильного движения мы вырвались наконец-то на прилично широкую улицу. Особняки — справа и слева. Рестораны — слева и справа.
Тут живет такой-то, а тут — такой-то. Этот особняк — министра, этот…
Меня эти детали не интересуют: кто, где и как живет. Даже у себя дома…
И опять — ночной ресторан.
— Вчера мы с тобой здесь были, — говорит мой товарищ.
— Были, верно! А где пирамиды?
— Вот они, пирамиды! — сказал мой товарищ.
Слева действительно были видны пирамиды.
Вот это — главное.
Мы свернули с дороги куда-то влево и поехали вдоль канала — не самого чистого, как внешне, так и по запахам, и нас сразу же остановили.
Остановил верблюд — гордый, невозмутимый красавец, который смело шел на нашу машину. Верблюд был как верблюд, но несколько театральный. Какие-то украшения на морде, и слишком красивое седло в разных красках на спине, где качается чахлый горб.
Судя по всему, верблюду было безразлично смотреть на машину, на которой мы приехали, на меня и на моего товарища. Он даже не плевался. Он был выше этого. Но он знал службу и просто лег рядом с нашей машиной, подставив мне седло: мол, залезай!
Я не мог никуда залезть.
Товарищ мой, объяснившись с хозяином верблюда — старым арабом, отогнал машину на стоянку, вернулся и сказал:
— На этого не садись. Пошли пешком.
Верблюд встал и пошел за нами, даже лизнув меня в голову. Хозяин верблюда о чем-то говорил с моим товарищем, но он повторил мне:
— Пошли!
И мы пошли куда-то вверх. Там, кажется, были пирамиды. Очертания их я уже видел.
Но стоило нам пройти двадцать шагов, как навстречу появился такой же раскрашенный верблюд — опять гордый и торжественный, — рядом с ним мальчик, который что-то предлагал нам…
Еще двадцать шагов по асфальту вверх, и уже три верблюда и три хозяина — два взрослых и юноша — бросаются к нам. Верблюды при всей своей невозмутимой гордости, как по команде, ложатся на землю и подставляют мне и моему товарищу свои седла…
Но и тут мы отбились.
Чуть выше. Еще, еще выше…
— Вот пирамида Хеопса, — говорит мне товарищ, но…
Я вижу издали огромную пирамиду, но вижу и другое.
Еще три верблюда с красивыми яркими попонами
Меня многое начинает смущать: «Где же твоя гордость, верблюд? Ты самое благородное и доброе животное! Но, увы, нет у тебя никакой гордости! Ах! Поучился бы у своих хозяев!»
— Мистер! Сэр! Товарищ! — кричат нам хозяева верблюдов — опять от старых до молодых.
И все — наперебой. И все хлопают своих верблюдов, и они ложатся на асфальт, подставляя мне свою спину. Жаль бедных верблюдов. И, признаюсь, стыдно.
Но что-то надо делать.
— Ничего не поделаешь, — сказал мой товарищ, — придется сесть.
Мы взгромоздились с ним на двух верблюдов. И куда-то поехали.
Сначала, кажется, к пирамиде Хеопса, а может быть, и к другой пирамиде — Хефрена, или Снофру, или Джосера.
Не помню к какой.
Где-то мы даже фотографировались.
Часть этих снимков сохранилась. И у меня, и у моего товарища по Египту.
Но когда меня сейчас спрашивают об этой поездке и о пирамидах: где какая, я ничего не могу сказать. Пирамида Хеопса и пирамида Снофру, пирамида Джосера и пирамида Хефрена — все у меня перепуталось.
А вот верблюдов рядом с этими пирамидами вспоминаю.
ЗИ-ЗИ
— Ты слышал? — спросил меня сын.
— Что? — не понял я.
— Ну, папа! — сказала дочь. — Ты слышал «зи-зи»?
Каюсь, не слышал. Смотрели на даче по телевизору хоккей, и, может быть, я что-то пропустил.
— А что?
— Ну «зи-зи»! За окном, — сказал сын.
— Послушай внимательно! — наставительно сказала дочь. Она умеет так говорить.
Мы выключили телевизор.
И действительно, за окном:
«Зи-зи! Зи-зи!»
Будто кто-то дразнил нас.
«Зи-зи!» — повторилось за окном.
Я открыл окно, и тут уже началось бесконечное:
«Зи-зи! Цит! Зи-зи! Цит! Зи-зи!»
— Слышишь? — спросила дочь.
— Слышу, — сказал я.
— И я говорил, — сказал сын.
«Зи-зи! Цит! Зи-зи!» — вновь раздалось в открытое окно.
— Мне это не нравится, — сказала жена. — Кто это?
Я пошел на улицу. Искал, никого не нашел.
Наутро, когда только рассвело, мы еще спали, опять в открытое окно раздалось:
«Зи-зи! Зи-зи! Цит! Зи-зи! Зи-зи! Цит!»
Ну что делать?
Опять вышел я на улицу и полусонными глазами стал искать того, кто так пронзительно кричит это «зи-зи! Цит».