Тополята
Шрифт:
– Мама, ты лучше ложись… – осторожно просил Тенька. Мама послушно ложилась лицом к стене и опять замирала. Тенька, тоже замерев, сидел у кровати. В горле вырастал колючий шарик…
А один раз она не сумела добраться от стола до кровати, опустилась на колени. Потом все-таки подползла к постели, упала на нее, свесила голову. Ее затошнило.
Перепуганный Тенька бросился в соседнюю квартиру, к знакомой тете Тасе. Тетя Тася долго пыталась привести маму в чувство, а потом вызвала неотложку…
Худой насупленный врач и пожилая медсестра сделали маме укол и компресс.
– Довела себя… Хоть бы ребенка пожалела…
Отец, конечно, про все узнал. Закаменел лицом. О чем они с мамой говорили, Тенька не слышал, ежился в другой комнате. После этого мама целый месяц не брала в рот ничего такого. А потом опять…
Нет, были, конечно, и светлые дни, когда казалось, что все стало, как раньше. Втроем ходили в кино и зоопарк, сидели вечером у телевизора. Но потом… мама шла на кухню и чем-то звякала там. Уже не очень скрывала это от мужа и Теньки…
Запасной штабс-майор Ресницын был человек прямой и крепкий. Однажды он сказал:
– Для меня самое главное – работа. Я не могу разменивать ее на семейные драмы. Давай что-то решать…
– Что именно? – вызывающе отозвалась мама.
Ничего решать она не стала, только покрепче обняла Теньку, а он замер.
Отец все решил сам, подал на развод. Сказал, что оставит маме квартиру («и живи, как хочешь»), а они с Тенькой переедут в Светлокаменск, там на заводе инженеру Ресницыну давно предлагают хорошую должность. («В конце концов кто-то должен в Империи думать о ремонте самолетов».)
– Можешь ехать, – ответила мама. – Тем более, что всем известно, кто там у тебя есть в Светлокаменске. А сын останется со мной.
– Степан поедет ко мне…
– Нет! – Тенька вцепился в маму.
Видимо, в этом «нет» была такая крепкость, что отец отступил от сына. Но не отступил от своих планов. Он снял комнату и стал жить отдельно. А маму начали вызывать на всякие комиссии и к судьям. Иногда с Тенькой…
С той поры Тенька возненавидел отца. Даже непонятно, как он мог с такой силой возненавидеть человека, которого недавно любил. А мама перестала пить (как потом стало ясно – раз и навсегда). И устроилась на работу в артель «Золотая нить» – там выполняли заказы для театра: шили костюмы, украшали узорами камзолы и шляпы. Делали и всякую другую работу: готовили на продажу в киосках коврики, скатерти, салфетки, халаты… Мама брала задания на дом. Руки у нее были волшебные, как у Золушки. Узоры на материи получались просто сказочные (так, по крайней мере, виделось Теньке). А еще мама поступила на должность вахтера при общежитии Торгового института. Общежитие было недалеко от дома, в бывшем особняке Карпухина. А вахта находилась в пристройке этого особняка. Можно было дежурить и шить одновременно. И за Тенькой присматривать нетрудно…
Но все эти изменения в маминой жизни оказались напрасными. Дело о разводе раскручивалось в разных судейско-адвокатских конторах, отец не хотел его прекращать. А при встречах с Тенькой говорил:
– Почему ты не хочешь
– Не хочу, – угрюмо отвечал Тенька.
– Но почему?
– Хочу с мамой…
– Вас же никто не разлучает навсегда. Ты будешь навещать ее. А она тебя…
– Я хочу с ней всегда…
– Маме надо лечиться. Ей придется подолгу лежать в больнице.
– Не придется. У нее все прошло.
– Если бы…
– Не «если бы», а прошло.
– Тень, давай договоримся по-хорошему. Суд все равно решит, чтобы ты жил со мной…
– И меня, что ли, не спросят?
– Детей не спрашивают.
– Дети, что ли, не люди?
– Не спрашивают, вот и все. Не положено по закону…
От обиды и злости начинало звенеть в голове:
– Значит, это паршивые, сволочные законы! И суд твой паршивый! Террористы!
– Это тебя мать таким словам научила?
– Ты научил! И твои гадские судьи!
– Пусть гадские, но они решат, никуда не денешься.
– Денусь! Убегу!
– Поймают.
– Пусть поймают! Снова убегу!
У отца твердели гладко выбритые скулы.
– Снова поймают. И отправят в спецприемник для малолетних нарушителей.
– Убегу из приемника… Пускай хоть в наручники закуют. Или не стану ничего есть. – Он был уверен, что сможет сделать все это. Ради мамы…
Отец объяснил откровенно:
– Тогда тебя поместят в детскую психбольницу. А там с помощью уколов превратят в послушного, как тряпичная кукла, мальчика…
– Ты этого и хочешь, да? – сказал отцу второклассник Ресницын. Тот обмяк.
– Я хочу, чтобы мой сын жил со мной.
Они разговаривали на скамейке во дворе.
Желая разозлить отца (чтобы психанул и наконец отстал от него), Тенька нагло сказал:
– Живи с тем, кто у тебя есть! Со своей бабой!
Отец не разозлился. Только мигнул белесыми ресницами.
– Нет у меня никакой бабы… Эх ты…
Лучше бы ударил и плюнул (хотя никогда пальцем не трогал). Но он встал и ушел, слегка согнувшись… Ну и ладно. Тенька решил, что на этом дело закончено. Оказалось, однако, что до конца далеко.
Были встречи с какими-то инспекторами, адвокатами, судьями. С «деревянными» тетками. Все уговаривали маму, уговаривали Теньку, как ему будет хорошо с папой. «А иначе – приют для трудновоспитуемых…» Седой мамин адвокат Борис Евгеньевич сказал одной такой «деревянной»:
– Посмотрите, это живой человек. А вы рассуждаете о нем, как о предмете мебели. Будто решаете, в какую квартиру поместить эту тумбочку. Почему вы не спрашиваете его?
– Потому что дети еще не в состоянии решать такие вопросы!
– А как быть с правами детей, которые вы будто бы защищаете?
– Именно защищаем. Не «будто бы»… Мальчик, ответь наконец ясно! Ты хочешь жить у папы?
– Не-ет!!
В этот крик он вложил столько ярости и отчаянья, что все притихли. И Теньке показалось, что уж теперь-то его и маму оставят в покое.