Тополята
Шрифт:
– Приказываю разойтись! – потребовал попзоповец с одинокой звездочкой на офицерском погоне.
Дед-Сергей поднял руку, она слегка тряслась.
– Товарищи, что вы делаете! Эти тополя посадили ветераны! Это наша история!..
Бригадир пояснил с ухмылкой:
– Дед, история кончилась вместе с военными юбилеями. Ветеранам пора на печку, а люди должны работать. Как там в вашей старой песне: «Трудовые будни – праздники для нас…»
У Дед-Сергея покраснела тощая морщинистая шея.
– Ты наших песен не пел! И наших деревьев не сажал! И не суйся к ним… лесоруб ушибленный!..
Бригадир,
– Такая жизнь, дедуля! Сажают одни, пилят другие…
– А взятки за это получают третьи. Ваши начальнички, – отбрил «ботаник». – С вами-то поделились? И с доблестным ПОПЗОПом?
– Еще раз требую разойтись! – тонким голосом завопил попзоповский командир. – Вы оказываете сопротивление сотрудникам правопорядка!
– Сопротивление беспределу! – так же громко ответил рыжий Артур. – На это каждый имеет право!
Командир и его помощник-старшина взяли дубинки на изготовку. Быстро, почти рысцой, двинулись к шеренге. Лица у них были никакие – как деревянные плашки. Будто у теток из «ювеналки»… Попзоповцы успели замахнуться…
Студенты были, видать, парни не промах. Сначала полетели от шеренги дубинки, затем их владельцы. Старшина даже сделал кувырок назад. Затем оба вскочили. Командир поднес к губам рацию:
– Пост! Вызываю наряд!
«Ботаник» оглянулся.
– Шли бы вы, ребятки, отсюда.
– Шпарьте к моторкам, пусть вас отвезут подальше, – посоветовал Артур. – И вы, Сергей Сергеич…
Дед-Сергей упрямо шевельнул плечами и умело крутнул в руках трость. А мальчишек и Эвку те, кто стояли сзади, ловко взяли за плечи и отодвинули за себя. Студент в ковбойской шляпе и малиновых шортах посоветовал:
– Мотайте к лодкам, сейчас тут может быть всякое…
Конечно, к лодкам они не «умотали». Эвка первая подала пример: взлетела по наклонному стволу до нижних сучьев и уселась там, нахально болтая ногами в кружевных желтых гольфах. Мальчишки тоже полезли на тополя. Шурик вскарабкался по бугристому стволу, протянул руку Теньке. Они оказались в развилке. Тенька уселся в ней, а Шурик забрался повыше…
Сквозь листья Тенька видел на соседних деревьях Кабула, Сверчка, Эвку. И… вдруг его сжало тоскливым воспоминанием. Словно такое уже было! Где, когда?.. И он вспомнил. Дед-Сергей рассказывал! Как сыпались, «будто груши» с деревьев, подстреленные мальчишки. Полвека назад, в городе Новочеркасске…
Страшно не стало, нет. Но Тенька почувствовал всей душой, что сейчас такое может случиться и здесь. Он встал в развилке и взялся левой рукой за горизонтальный сук. Было почему-то очень тихо. И Тенька вдруг услышал отдаленный звон гитары. Наверно, это лишь чудилось, но он различил и слова:
Тополек – тонкий очень,Кто срубил – не поймешь.Он лежит на обочине,Как убитый Гаврош…Защипало в глазах и тепло стало в груди. Он понял, что ни за что в жизни не отдаст врагам эти тополя, Косу, зеленые дворы, весь мир, где живут он и его друзья…
…В дымном мареве улиц,В злой ружейной грозеСобиралРядом с фургоном «лесорубов» остановился еще один, только не серый, а тускло-синий, с костляво-крылатой эмблемой. Из него повыскакивали фигуры, похожие на роботов или крестоносцев – в круглых шлемах и с большущими серебристыми щитами. Встали в линию. К ним подскочил помятый попзоповский командир, показал на студенческий строй дубинкой (успел подобрать). У роботов тоже появились дубинки – у каждого сбоку от щита. Металлические существа ударили дубинками о щиты. Сделали шаг. И снова ударили, и снова шагнули. Дружно так. Эти удары заглушили в Тенькином сознании гитарную песню. Но зато… зато вдруг пришла мысль: наверно, это все-таки не роботы! Если с них стряхнуть доспехи, покажутся на солнце обыкновенные люди. Пускай вроде попзоповцев, но живые же! Вдруг им что-то можно объяснить?
По крайней мере, он должен был попытаться!
Из развилки уходила железная труба – к тополю на другом краю Косы. Толщиной со взрослую руку. К ней когда-то подвешивали качели. До земли было метра четыре. Тенька ступил на трубу и пошел по ней. Мало кто решился бы на такое, но для него – легонького, не боящегося высоты – это было ничуть не трудно. Он дошел до середины трубы, встал очень прямо. Со стороны казалось, что щуплый мальчишка затрепетал на ветру, как сиреневый флажок.
Щиты надвигались.
Тенька вскинул руки.
– Послушайте! – сказал он сквозь жестяные удары и шум в ушах. – Ну, вы же, наверно, все-таки люди! Послушайте! Зачем вы на других людей…
И в тот же миг он раз и навсегда понял: они не люди.
Щиты врезались в шеренгу студентов, замелькали дубинки, взлетели крики над сумятицей шлемов и волосатых студенческих голов. Тенька увидел, как на блестящий шлем опустилась трость Дед-Сергея, как два робота выкручивают руки рыжему Артуру. Потом Дед-Сергея сбили с ног, он исчез в гуще тел. Тенька услышал над собой вскрик Шурика и бросился в схватку.
…Нет, он даже не бросился, а сначала взмыл над головами и, раскинув руки, стал планировать вниз, целясь на край щита, которым был сбит Дед-Сергей. Планировал неторопливо и в тишине – так ему казалось. И наконец ухватился за край щита. Рванул. А подошвами ударил в круглый стеклянно-металлический шлем. Тут же крепкий удар выбросил его из свалки, чем-то острым ободрало ногу. Следом вылетел Шурик, он держался за окровавленный локоть. Шурик сразу вскочил, кинулся назад, туда, где оставался его дед. Тенька бросился за ним, запнулся, упал, на миг увидел над собой Кабула… Ударили выстрелы. Один, второй…
И замерло все. Даже дубинки застыли в воздухе…
Нет, стреляли не попзоповцы, не роботы. В стороне от схватки, вскочив на дощатый ящик, стоял со вскинутой рукой подпоручик внутренней службы Куликов. Над рукой подпоручика вился синий дымок. Тенька не сразу сообразил, что в кулаке Михаила Аркадьевича – пистолет. К участковому подскочил встрепанный командир-попзоповец. Его нарукавная нашивка была полуоторвана.
– Вы кто?! Почему стрельба?!
– Уведи своих костоломов, – ровным голосом велел Куликов. В тишине это было слышно отчетливо.