Торговцы грезами
Шрифт:
Я с уважением посмотрел на него. Он всегда чем-нибудь удивлял меня. Раньше мне часто казалось, что он чего-то не замечает, и вдруг он высказывал какую-то мысль, которая показывала, насколько глубоко он разбирается в вопросе. То же случилось и сейчас.
— Нет, денег на выплату займа у нас нет, — ответил я с растяжкой, — но какая разница. В прошлом месяце мы стали вести переговоры об отсрочке займа, и Константинов уверил нас, что деньги мы получим без всяких затруднений.
Константинов был президентом «Грейт Бостон Инвестмент Корпорейшн», именно у него Ронсон
— Все равно стоит потолковать с Элом, — настаивал Питер. — Четыре миллиона — это куча денег, и мало ли что может случиться? Почему бы тебе не зайти к нему на всякий случай?
— Ты что-нибудь знаешь? — спросил я. Уж очень он был настойчив.
Он покачал головой.
— Нет, но считаю, что не надо упускать ни малейшей возможности. Попытка — не пытка.
Я взглянул на часы. Начало пятого. Не знаю почему, но меня вдруг охватило чувство уверенности и надежды. Эл в последнее время жил на своем ранчо в трехстах пятидесяти милях от Лос-Анджелеса. Добираться туда часов шесть; даже если выехать сейчас, я приеду туда поздновато. Эл ложится спать не позже восьми.
— Может быть, ты и прав, — внезапно сказал я, посмотрев на Питера. — Но сегодня уже поздно.
— А почему бы тебе не остаться на ночь здесь? — предложила Дорис. — А завтра я тебя отвезу.
Я посмотрел на нее и улыбнулся. Питер ответил за меня.
— Неплохая мысль, — сказал он.
Я громко рассмеялся, наверное, впервые за целый день.
— Ладно, похоже, все дела улажены, — сказал я.
— Конечно, все улажено, — поддакнул Питер. Он повернулся к Дорис с улыбкой на лице. — Liebe kind, — обратился он к ней, — окажи услугу своему старому отцу и принеси нам шахматную доску.
Чувствовал он себя превосходно. До прихода медсестры мы успели сыграть с ним две партии. Потом мы с Дорис пошли ужинать.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
1936
Джонни взял со стола письмо и посмотрел на него. С гримасой отвращения прочитал. Подписывать такие письма ему не доставляло удовольствия.
Очередное снижение зарплаты. На этот раз на десять процентов для всех служащих компании. Третье снижение зарплаты, начиная с тридцать второго года. Джонни настойчиво нажал на кнопку звонка, вызывая Джейн в свой кабинет.
Она остановилась перед его столом с мрачным выражением лица.
— Отправь это в пятницу, — сказал он ей, подавая подписанный документ.
Она молча взяла его и вышла из комнаты. Повернувшись на кресле, он уставился в окно.
Сокращение зарплаты — это не выход. В пятницу утром каждый служащий обнаружит на своем столе уведомление о снижении зарплаты. Лица у них вытянутся, еще один повод для беспокойства. Они тихо будут обсуждать это между собой или вовсе промолчат. Каждый будет думать, как ему теперь сводить концы с концами, но вряд ли кто осмелится жаловаться, рабочих мест и так не хватает. Встречаясь с ним в коридоре, они будут осуждающе смотреть на него. Они будут осуждать за это его и Питера. И возможно, будут правы.
Откуда им знать,
И все же, несмотря на факты, они, наверное, будут правы. Ведь и он, и Питер пошли на это не из альтруистических побуждений, они прежде всего старались спасти свое дело. Многие другие кинокомпании уже объявили себя банкротами, но Питер поклялся, что никогда этого не сделает.
«А кого им еще обвинять, кроме как нас с Питером? — подумал он. — Ведь обычный служащий не совершает ошибок, которые могут сказаться на общем положении всей компании. Ошибки были наши», — сказал он себе. Питера и его. Он тоже внес свою лепту.
Ну и что из того, что Питер вовремя не предусмотрел зарождения звукового кино? Он и сам хорош! Это он принял решение и настоял, чтобы звук записывался на дисках. Он до сих пор помнил, как настаивал на использовании дисков вместо звуковых дорожек на пленке. «Посмотрите на фонограф! — говорил он всем. — Это единственный надежный метод воспроизведения звука. Уж здесь-то мы не прогадаем». Но они прогадали.
Пластинки трудно было перевозить, они легко бились, звук с них трудно было синхронизировать с фильмом. Чтобы перейти на пленку, им пришлось затратить около миллиона долларов.
С тех пор и ноги его не было в производственном отделе. Питер тогда разозлился, но был прав. Миллион долларов! На месте Питера он был бы зол так же. Питер занимался производством, а не он.
Были и другие ошибки. Но к чему вспоминать о них? Людям свойственно ошибаться. Самое главное — выпускать фильмы.
Если фильмы были хорошими, дела шли нормально, несмотря ни на что. Если фильмы были плохие, то тут уж ничего не поделаешь.
Питеру никак не давалась техника звукозаписи. Он сам сделал один хороший звуковой фильм. Это было в тридцать первом году. Фильм про войну. Это был его единственный хороший фильм, Питер вложил в него всю душу. Он старался успокоить свою совесть, мучившую его из-за фильма о зверствах немецких войск.
«Именно тогда, — подумал Джонни, — Питера стали преследовать мысли, что в кинобизнесе ведется религиозная война и что страдают евреи». Может, оно так и было, у Джонни не было уверенности. Однако фильмы должны снимать профессионалы, а не люди, раздираемые кипящими страстями и противоречиями. Закурив, Джонни подошел к окну. Да, их ошибки — это одна из причин. Потом кинобизнес стал расти, расти так, как никто и не предполагал. Раньше кинематограф был очень прост — ты делал фильмы и ты же их продавал, сейчас все стало иначе, совсем иначе. Сегодня в кинобизнесе надо быть и экономистом, и финансистом, и политиком, и актером. Надо уметь читать бухгалтерский отчет с такой же легкостью, как и сценарий, сводки о состоянии рынка так же легко, как и рассказы. Надо предвидеть вкусы публики на полгода вперед, потому что именно столько времени снимается картина.