Торговцы грезами
Шрифт:
Питер снова заговорил. Он слегка заикался.
— Мистер Гринберг, вы слышите меня?
Ее отец снова посмотрел на него и заговорил на идиш.
— Почему это я тебя не слышу? Я что — глухой?
— Но… но вы ничего не ответили мне, — заикаясь, произнес Питер.
— Я ведь не сказал «нет», — ответил мистер Гринберг снова на идиш. — Или что, я — слепой, чтоб не знать, о чем ты хочешь просить? — И он снова уткнулся в газету.
Питер словно остолбенел, не веря своим ушам. Потом повернулся и поспешил к Эстер.
Когда старый Гринберг умер, лавка перешла к Питеру. Там же родилась маленькая Дорис. В три года она была очень болезненной девочкой, и доктор сказал, что единственный выход — увезти ее из города. Так они оказались в Рочестере, где через несколько лет родился Марк.
Теперь в Питере появилось нечто, чего она прежде никогда не замечала и чего не могла понять. Она чувствовала, что Питер совсем не думает о ней, занят совершенно другими делами, и в ее сердце исподволь стала закрадываться обида.
Эстер услышала, как открылась дверь. В кухню вошел Питер, сбивая с себя снег.
Джонни облегченно вздохнул.
— Плохая погода, — сказал он.
Питер мрачно кивнул головой.
— Похоже, что мы и завтра не откроемся, — раздраженно отозвался он. — Когда только это прекратится? — Он снял пальто и бросил его на стул. Снег, тая, капал на пол, образуя маленькие лужицы.
— Я вот о чем думаю, — сказал Джонни. — Мне бы хотелось съездить в Нью-Йорк, посмотреть, как Джо работает в студии. Может, вы съездите со мной?
— Какая от этого польза? — хмыкнул Питер. — Я ведь еще раньше тебе сказал — меня это не интересует.
Эстер метнула взгляд на мужа. Интуитивно она почувствовала в его голосе то, что ее беспокоило. Она повернулась к Джонни.
— Зачем ты хочешь взять его с собой?
Почувствовав поддержку, Джонни повернулся к ней.
— Билл Борден открывает новую студию в Бруклине и продает свою старую. Я хочу, чтоб Питер съездил со мной в Нью-Йорк и поглядел на нее. Если ему понравится, возможно, он, Джо и я будем там работать.
— Ты имеешь в виду — делать фильмы? — спросила она, искоса поглядывая на Питера.
— Да, делать фильмы, — ответил Джонни. — Дело это прибыльное и разрастается с каждым днем. — И он принялся восторженно рассказывать обо всех преимуществах нового дела.
Эстер внимательно слушала. Для нее все это было ново, но Питер, усевшись глубоко в кресло, напустил на себя скучающий вид. Только Эстер могла заметить под маской напускного равнодушия заинтересованность Питера.
Весь ужин Джонни не закрывал рта. О кино он мог говорить бесконечно. Когда он ушел к себе, его слова все еще звучали в голове Эстер. Питер за все это время не произнес ни слова. Он казался полностью погруженным в свои мысли.
Около девяти часов они легли спать. А снег все шел и шел, и в комнате
— Почему бы тебе не поехать с Джонни и не взглянуть на все самому? — спросила она.
Питер что-то проворчал и повернулся на бок.
— Зачем? — пробубнил он. — Чепуха все это.
— Но ведь он был прав насчет «Никельодеона»? — заметила она. — Может, он и сейчас прав?
Кесслер встал.
— Это совсем другое дело, — сказал он. — «Никельодеон» — это новинка. Когда он приестся, придется закрыть заведение. Мы не потеряем деньги лишь потому, что он обошелся нам дешево.
Но Эстер не сдавалась.
— Джонни говорит, что у этого дела — большое будущее. Он утверждает, что каждую неделю открывается не меньше двадцати «Никельодеонов».
— Ну что ж, тем скорее все это лопнет. — Он снова лег. Тут в его мозгу мелькнула мысль. — А почему тебя так интересует все, что говорит Джонни?
— Потому, что это интересует тебя, — ответила она просто. — Только я бы не стала искать предлог, чтобы отказаться от предложения Джонни лишь оттого, что мне страшно.
«Она права, — подумал Питер. — Мне просто страшно. Вот почему я не хочу поехать с Джонни. Я боюсь, что он окажется прав и мне придется принять его предложение».
Они замолчали. Питер уже стал засыпать, когда Эстер снова заговорила.
— Ты еще не спишь?
— Не сплю, — ответил он язвительно.
— Питер, я думаю, Джонни прав. У меня такое предчувствие.
— У меня тоже есть предчувствие, — проворчал он. — У меня такое предчувствие, что неплохо бы и поспать.
— Послушай, Питер, — она села в кровати и посмотрела на него, — я действительно так думаю. Вспомни, что я говорила про Рочестер, когда доктор сказал, что мы должны увезти Дорис из Нью-Йорка.
Он повернулся и посмотрел на жену в темноте. Ему не хотелось этого признавать, но интуиция никогда не подводила Эстер. Время доказывало ее правоту. В тот раз Питеру хотелось уехать в другое место, но тем не менее, они отправились в Рочестер и теперь процветают, а там, куда он хотел отправиться, дело давным-давно прогорело.
— Ну и что? — спросил он.
— Так вот, раньше у меня было предчувствие, что нам надо сюда приехать, а теперь такое чувство, что надо возвращаться в Нью-Йорк. Раньше я молчала из-за болезни ребенка, но сейчас Дорис уже здорова, а я чувствую себя одинокой. Мне не хватает моих родных. Я хочу, чтобы Марк ходил в ту синагогу, где молился его отец. Я хочу общаться с людьми, которые разговаривают на идиш. Я хочу ходить с моими детьми в булочную на Ривингстон-стрит, где пахнет сдобными булочками, которые мы раньше пекли дома. У меня вдруг возникло ощущение, что нам надо возвращаться домой. Пожалуйста, Питер, съезди, посмотри. Если тебе не понравится — что делать! Но съезди.