Торговцы грезами

Роббинс Гарольд

Джонни прямо чувствовал, как Питер кивает головой в ответ на его слова, но все же, когда он ответил, в его голосе было сомнение.

— Тогда нам придется делать эту картину.

— Уж такая ситуация, и так плохо, и этак, как ни крути.

Питер тяжело вздохнул. Он понял, что делать нечего.

— Я скажу Джо, пускай начинает работать над сценарием, — тяжело произнес он.

Джонни почувствовал жалость. Он прекрасно понимал Питера. Сколько раз тот рассказывал ему о своей

семье и родственниках в Германии. Питер планировал как-нибудь съездить навестить их.

— Скажи Джо, чтоб особенно не спешил, — спокойно сказал он. — Возможно, к тому времени, когда вы начнете снимать, все изменится.

Питер понял, что Джонни ему сочувствует.

— Нет, — возразил он, — отсрочка тут не поможет. Будем делать картину. — Он замолчал на секунду, потом виновато засмеялся. — Непонятно, почему я об этом так беспокоюсь, я уже давно не немец. Больше двадцати лет я американский гражданин. Двадцать шесть лет назад я покинул Германию. Люди с тех пор там очень изменились.

— Правильно, — отозвался Джонни, — они очень сильно изменились с тех пор, как ты уехал в Америку.

— Конечно, — притворно согласился с ним Питер, но сам-то он знал лучше. Он все еще помнил, как офицеры гарцевали по улицам Мюнхена на черных жеребцах. Все кланялись им, все их боялись. Он помнил, как насильно забирали в армию. Его двоюродные братья попали в казарму, когда им исполнилось семнадцать лет. Именно поэтому отец и отправил его в Америку. Питер был уверен, что люди совсем не изменились.

— Ладно, Джонни, — сказал он с какой-то обреченностью, — мы будем делать эту картину. — Сказав это, он почувствовал, что все его сомнения улетучились, и ему сразу стало легче.

— Скажи Дорис, чтоб позвонила вечером домой.

— Хорошо, — сказал Джонни.

— Ну, тогда до завтра.

— Да, — сказал Джонни, думая о чем-то другом: он все еще размышлял о том, как Питер относится к этой картине. Внезапно он вспомнил — Джордж! Ведь ему надо знать ответ сегодня. — Питер!

— Да?

— Насчет этих театров для Джорджа, он ждет ответа сегодня.

— А! Театры! — Голос Питера звучал вяло, и сердце у Джонни ушло в пятки. После того, о чем они говорили с Питером, ему уже не хотелось с ним спорить. — Я говорил об этом с Джо и Эстер, и они согласились, что это хорошая мысль. Вот так и передай Джорджу.

Джонни повесил трубку, взял лист с подготовленными цифрами и передал его Джейн.

— Подшей его, — сказал он, — он мне так и не понадобился.

Джонни направился к своему столу, слегка покачивая головой. Никак ему не понять Питера, никогда не знаешь, что от него ожидать.

3

Дорис стояла перед зеркалом, переживая

чувство необычайного восторга. То, что она увидела в зеркале, ей понравилось, и она довольно кивнула головой. Это платье было гораздо лучше, чем то, которое она примерила сначала. Сейчас она казалась более взрослой, более зрелой. Как хорошо, что дождь кончился и она может идти в платье. Во всех других своих нарядах она выглядела просто девчонкой.

Дорис взглянула на часы, стоящие на туалетном столике, и, надевая шляпку, подумала: «Он должен зайти с минуты на минуту». Она так расстроилась, когда не увидела его на вокзале, но Джейн объяснила, что Джонни занят роликом о принятии присяги Вильсоном, и Дорис согласно кивнула головой. Она уже давно привыкла к тому, что люди, работающие в кино, постоянно чем-то заняты и вечно куда-то спешат. Джейн сказала, что сейчас проводит ее в отель, а потом Джонни приглашает ее на обед, и Дорис успокоилась.

Раздался стук в дверь. «Это он», — подумала она, бросаясь к двери. Посреди комнаты остановилась, еще раз глянула на себя в зеркало и медленно пошла к двери. «Ты ведешь себя как ребенок», — сказала она самой себе, берясь за ручку двери и плавно поворачивая ее, но сердце продолжало учащенно биться.

Ей казалось, что дверь открывает не она, а кто-то другой, — она как бы видела себя со стороны. И сразу заметила перемену в его взгляде. Сначала в нем была улыбка, но, когда Джонни увидел Дорис, улыбка уступила место неподдельному восхищению. Затем снова появилась улыбка, теплая и восторженная.

В руке у него был букет цветов. Как и она, он тоже готовился к встрече. «Как она выросла», — сказал он себе, не веря своим глазам. Он хотел подхватить ее на руки, закружить по комнате и сказать: «Привет, милашка!» — как это делал не раз, но сейчас не мог. Она сделала шаг назад, и на ее щеках заиграл румянец. Глаза блестели, губы слегка дрожали.

Он вошел в комнату и вручил ей цветы.

Она молча приняла букет, и их руки соприкоснулись. Словно ток пробежал по ним. Они не разжимали рук.

— Привет, милашка, — сказал он полным восхищения голосом.

— Привет, Джонни! — ответила она. Она впервые назвала его по имени, не добавив при этом слова «дядя».

Тут она заметила, что они до сих пор держат друг друга за руки, и отняла свою руку. Ее щеки стали пунцовыми.

— Пойду поставлю их в воду. — Ее голос звучал тихо. Он внимательно смотрел, как она ставит цветы в воду. Она стояла вполоборота к нему, так, что он видел ее профиль. Волосы цвета темной меди блестели, оттеняемые ярким румянцем; голубые глаза, низко опущенные уголки мягких губ, изящный овал лица.