Торговцы грезами
Шрифт:
Конрад фон Элстер был режиссером игровых фильмов. Он прибыл в Америку по личной просьбе Питера Кесслера, который сказал ему, что Америка ждет его картины. Он прибыл в Америку, чтобы получать каждую неделю тысячу американских долларов. В Германии неудержимо росла инфляция. Обед, на который пригласил его мистер Кесслер, обошелся в двести тысяч марок, а мистер Кесслер заплатил за все одной десятидолларовой бумажкой с изображением орла. Обед был прекрасным. Фон Элстер вежливо рыгнул и сказал, что он с удовольствием поедет в Америку. Это было четыре месяца назад.
Он прибыл в Голливуд вместе с мистером Кесслером в середине
Фон Элстер встретился с каждой из них, но ни одна ему не подошла. Теперь перед ним лежала новая порция фотографий, но он качал головой и вздыхал. Ни одна ему не нравилась.
Ему обязательно надо было выбрать одну из них на роль главной героини в его картине, иначе придется распрощаться с получением тысячных чеков каждую неделю. Он каждый раз испытывал огромное счастье, когда получал чек на тысячу долларов, пока не обнаружил на своем столе записку этим утром.
Это была обычная записка от мистера Кесслера на маленьком листе бумаги, сверху типографски напечатано: «От Питера Кесслера, президента „Магнум Пикчерс“». Ниже аккуратно напечатано на машинке: «Быть в моем кабинете в одиннадцать тридцать». Без всякой подписи.
Если бы записка пришла до первого января, фон Элстер не волновался бы так, наоборот, он бы с нетерпением ожидал этой встречи, ведь у них с мистером Кесслером было столько общих тем, но сейчас все было по-другому. Второго января на студию приехал мистер Эйдж, чтобы оказать помощь мистеру Кесслеру.
Фон Элстер не был дураком, он сразу почувствовал, как изменилась атмосфера, даже секретарши стали появляться на работе гораздо раньше. Любезные звонки от мистера Кесслера два раза в неделю с вопросом, не нашел ли он подходящую актрису на роль главной героини, резко прекратились. Сейчас уже конец января, а мистер Кесслер не напоминал о себе до вот этой самой записки.
Фон Элстер беспокоился не без причины, он уже был наслышан о том, как увольняли режиссеров, сценаристов и продюсеров за их неспособность выпустить картину. Но разве не говорил ему мистер Кесслер каждый раз, когда они встречались, чтобы он не начинал работать, пока полностью не будет удовлетворен всем? Однако с тех пор, как мистер Кесслер прекратил свои звонки, фон Элстер чувствовал, что надвигаются неприятности, именно поэтому он так нервничал. Ему очень не хотелось распрощаться с уже полюбившейся привычкой получать каждую неделю чек на тысячу долларов.
Он взглянул на свои наручные часы, почти одиннадцать. Ровно в одиннадцать должен прийти посыльный с чеком, иногда он запаздывал. Фон Элстер мысленно взмолился, чтобы сегодня он не опоздал. Он будет чувствовать себя гораздо увереннее в кабинете мистера Кесслера, ощущая в своем кармане чек.
В дверь постучали. Фон Элстер
И снова недовольно уставился на стол. И это в Америке называют женщинами! Ну и ну! В стране, откуда он приехал, действительно были женщины, настоящие женщины, а здесь они все на одно лицо. Серийное производство, как у автомобилей, заполнивших дороги. Слишком худые, слишком намазанные косметикой, слишком короткие прически. Вот у них в Германии, да, у них были настоящие женщины. Самое главное в женщине — это грудь, живот и задница, а без всего этого, какая она женщина?
Он подошел к окну и стал смотреть на вход в здание, где размещался актерский отдел. Вытащив из кармана сигару, он сунул ее в рот и принялся мрачно жевать.
Дверь актерского отдела отворилась, и оттуда вышла девушка. Секунду постояв на ступенях, она открыла сумочку, достала из нее сигарету и прикурила. Ее золотые волосы сияли на солнце. Она начала спускаться по ступенькам. Фон Элстер с восторгом разглядывал ее. Да, это была женщина. Все, что нужно, было при ней.
На ней было простое белое спортивное платье, плотно облегавшее фигуру и подчеркивающее стройность длинных точеных ног. На минуту она остановилась, словно решая, в какую сторону ей идти, и, повернувшись, направилась прямо к его окну.
На его столе зазвонил телефон. Он снял трубку, продолжая смотреть в окно.
— Алло? Конрад фон Элстер у телефона.
Девушка как раз проходила мимо его окна.
— Мистер Кесслер хотел бы перенести время встречи на четыре тридцать. Вас это устраивает? — спросил женский голос.
— Да, — ответил он. — Вполне.
— Спасибо, — ответил голос, и раздались гудки.
Он положил трубку на стол, продолжая думать о девушке за окном. Когда она проходила мимо, он мельком видел ее лицо. «Gott in Himmel! [2] — воскликнул он про себя. — Это же просто красавица! Почему они не могли подыскать мне такую?» Повернувшись, он взял спички и принялся прикуривать сигару. Его взгляд наткнулся на фотографии, разбросанные по столу. Внезапно его рука задрожала, и спичка упала на пол.
2
Боже правый! (нем.)
«Dummkopf», [3] — почти прокричал он и, подбежав к двери, распахнул ее. Оставив дверь нараспашку, он ринулся по коридору к выходу на улицу. Оказавшись на улице, он начал бешено озираться по сторонам, не зная, в какую сторону ушла девушка. Наконец он увидел ее: покачивая бедрами, она шла к административному корпусу.
— Фройлен! — закричал он, сразу забыв английский. — Фройлен!
Он побежал вслед за ней, сердце выскакивало из груди — давно он не требовал от своего тела такой прыти.
3
Дурень (нем.).