Торговец забвением
Шрифт:
— О Господи! — удручена она была сверх всякой меры. — Но чей ребенок?
Я постарался как можно подробнее описать мальчугана, на что она сказала, что такого вроде бы не знает. К тому же ребятишки так быстро растут и меняются.
— Ничего, — сказал я. — У Уильсона имеются адреса всех ваших гостей. Он найдет. И потом, Флора, дорогая, надо радоваться, что все обернулось именно так. Если всему виной маленький мальчик, снявший машину с тормозов, ваши друзья, Питер и Салли, спасены.
— Нет, это не их ребенок… у них нет детей. Бедный глупый
— Если у людей хватит здравого смысла, в чем лично я не уверен, — заметил я, — они не станут говорить ребенку, что он убил восемь человек. Во всяком случае, до тех пор, пока мальчик не повзрослеет.
По пути домой от Флоры я дальше второй доставки не продвинулся, поскольку мой постоянный клиент, адвокат на пенсии, был просто в восторге (если верить его словам), что заказ привез лично я. И тут же пригласил зайти и распить бутылочку «Шато Пальмер» урожая 1970 года, содержимое которой только что перелил в графин.
Мне был симпатичен этот человек, изрядно обогативший свой опыт и расширивший кругозор за время отпусков, которые проводил, объезжая различные виноградники, и мы провели вечер за приятной беседой, рассуждая о волшебных маленьких виноградниках в Пойя и Марго <Области во Франции, вблизи р. Жиронды.>, а также о несравненных достоинствах крупного винограда «Каберне савиньон», который, не теряя достоинства, умудрялся произрастать чуть ли не во всех широтах. При наличии, разумеется, пусть даже самой скудной почвы и солнца.
Супруга адвоката, как выяснилось, навещала ка-ких-то родственников. А потому угощение он предложил незамысловатое — холодный ростбиф с кларетом, и я охотно принял его, особенно с учетом того факта, что дом мой пуст и никто меня там не ждет. Мало того, адвокат настоял, чтоб мы открыли бутылочку «Кло Сент Жака» урожая 1982 года, с тем чтоб выпить ее чуть позже.
— Не каждый день, — заметил он в ответ на мои протесты, — в доме бывает человек, с которым можно разделить удовольствие от столь изысканного напитка. Мы с женой прекрасно ладим, однако даже после прожитых вместе долгих лет бедняжка предпочитает к обеду ординарное «Божоле» или же непритязательное мозельское. Сегодня, и, пожалуйста, не спорьте, мой дорогой друг, сегодня у меня настоящий праздник вкуса!
У меня — тоже. И я отведал и «Шато Пальмера», и «Кло Сент Жака», которое вообще впервые попробовал в прошлом году, когда продал ему несколько бутылок, и был приятно удивлен, обнаружив, что это замечательное вино меняет цвет от пурпурного до чистого и глубокого темно-красного, присущего только самым лучшим бургундским винам — по мере того, как набирает зрелость и силу. Стало быть, его можно улучшить, подумал я, а адвокат, словно прочитав мои мысли, заметил, что попробует отложить одну бутылку на год.
— Но я старею, мой добрый дорогой друг, старею. И хотел бы насладиться своими скоровищами, пока еще не поздно.
Короче, слово за слово, и было уже почти двенадцать, когда я наконец отправился домой. Алкоголь разлагается в крови со скоростью один
Может, из-за вина, может, из-за всех треволнений и физических нагрузок, испытанных накануне, спал я долго и крепко, плохие сны мне не снились, а проснувшись утром, обнаружил, что чувствую себя куда лучше обычного в преддверии нового дня. Вообще по утрам я чувствую себя лучше, чем вечером и ночью. Выйти из дома, заняться делами — это далеко не самое страшное. Возвращаться домой — вот сущий ад.
Не так давно, беседуя со мной по телефону, мать вдруг предложила продать все и переселиться в другое место.
— Ты никогда не будешь там счастлив, — сказала она. — Ничего не получится.
— Но ведь ты не переехала, когда умер отец, — возразил я.
— Ну, начать с того, что этот дом всегда принадлежал мне, — заметила она. — Достался по наследству от семьи. А это большая разница, Тони, дорогой.
Я не совсем понял, в чем заключалась разница, но спорить не стал. Возможно, она и права, возможно, мне действительно стоит переехать, думал я и оставался на месте. Все воспоминания, связанные с Эммой, тут же оживали, стоило мне войти в этот старый перестроенный коттедж с видом на Темзу; и оставить его — означало предать Эмму, граничило с почти физической изменой ей. И еще казалось, что если я продам дом, то испытаю не облегчение, а лишь чувство вины; и вот я остался, и по ночам обливался потом в тоске о ней, и исправно платил по закладным, и не находил себе покоя.
Адреса утренних доставок оказались страшно разбросанными, и мне пришлось изрядно помотаться по городу, но я не сетовал. Развоз заказов на дом приносил очень хорошую прибыль.
Плохие новости распространяются по свету со скоростью звуков африканских тамтамов — прибыв в четверть одиннадцатого по последнему в списке адресу, я вдруг услышал о «Серебряном танце луны».
— Просто ужас, что творится! — весело заметила женщина, распахивая передо мной заднюю дверь дома на окраине Ридинга. — Какие-то типы вломились туда ночью и вынесли все, вплоть до последней бутылочки!
— Что, серьезно? — спросил я.
Она счастливо закивала, явно упиваясь дурными новостями.
— Мне только что молочник сказал, минут пять тому назад. Ресторан-то у нас тут, прямо под боком, через дорогу. Ну вот, заходит он туда, как обычно, с молоком, а там полицейских пруд пруди, стоят и чешут в затылках, как полные придурки. Так он, во всяком случае, выразился. Он, знаете, не больно-то обожает полицию.
Я отнес коробки в кухню и стал ждать, пока она выпишет чек.
— А вы знаете, что владелец «Серебряного танца» погиб в воскресенье, во время того несчастного случая, когда на людей наехал фургон?